Я вновь смотрю на маленькую девичью фигурку, которая едва ли обращает на нас внимание. Ее спина вздрагивает от слез, костяшки пальцев побелели.
— Я пойду с вами только при одном условии, — говорю, отыскав на задворках души остатки храбрости и решимости. — Вы не тронете девочку!
Женщина приподнимает капюшон, и я вижу, как ее тонкие губы изгибаются в улыбке.
— Можешь в этом не сомневаться. Я сделаю все, чтобы она была в безопасности.
У меня нет сомнений. Не знаю, откуда это безоговорочное доверие к незнакомке. Возможно, результат магического воздействия.
— Дай мне минуту, — просит она и ловким движением руки берет из моих рук куклу. Я и не заметил, как подобрал ее на улице. Наверное, хотел отдать владелице.
В руках женщины мелькает изогнутый кинжал. Его лезвие украшено таинственными символами. Она достала его из -под пол плаща и теперь делает аккуратный надрез на кукле. Ткань трещит, обнажая нутро игрушки. В голове крутится тысяча вопросов, но я не смею задать ни одного.
Незнакомка тем временем достает бархатный мешочек, высыпает на ладонь его содержимое. Я замечаю, как поблескивают перстни и кольца с драгоценными камнями внушительных размеров на ее пальцах. Мелкие камушки, высохшая трава и перья — алые, словно пролитая у дома кровь — отправляются в сделанное в кукле отверстие.
Удовлетворенно кивнув, женщина разворачивается и подходит к девочке. Та оборачивается, смотрит на нее невидящим остекленевшим взором. Мое сердце в груди сжимается от той боли, что прячется в ее хрупком тельце. Ей, как и мне, нести груз потери теперь всю оставшуюся жизнь.
Лезвие вновь вспыхивает в ее руке и, прежде чем я успеваю закричать, срезает прядь русых волос. Всего лишь прядь волос... Вздох облегчения срывается с губ против воли.
Женщина отправляет ее туда же и, наспех зашивает куклу черными нитками, делая размашистые небрежные стежки. Когда с этим было покончено, она поднесла ее к губам, прошептала несколько слов, расслышать которые я был не в силах, и, кажется коснулась губами, запечатлев поцелуй.
Яркая вспышка ослепила меня на мгновение. Я принялся тереть глаза руками, пытаясь вернуть себе зрение.
— Идем! Нам пора, — сказала женщина, увлекая меня за собой на улицу. Куклу она прижимала к груди, будто боялась выронить. Мужчины потянулись следом. На мгновение, мне показалось, что я увидел, как на ее гладкой щеке блеснула слезинка. Нет, наверное, показалось.
Я обернулся, чтобы еще раз взглянуть на осиротевшую девочку. В последний раз.
Она по-прежнему сидела на полу, пытаясь согреть бездыханное тело матери, а ее хрупкие плечи были укрыты ворохом алых волос.
Софи
Святые Девы не просто отвернулись от меня, но и прокляли! Их наказание мной незаслуженно! Святые ли они, если допускают подобное? Справедливы ли они, если речь, льющуюся сладким медом из красивых уст, способны посчитать за правду?
Сидя на жесткой кровати, выкованной из холодного металла, я вдыхала запах сырости и плесени. Где-то капала вода, заставляя меня вздрагивать в такт обрывающихся с потолка капель.
Кап-кап.
Раз за разом, не давая провалится в забытье.
Кап-кап.
Словно удары звонкого молоточка, эхом отзывающиеся в голове. До боли. До тошноты.
Серые стены давили, пытались лишить меня жизни раньше времени. Потолок, казалось, опускался все ниже. Единственный источник света — небольшое прямоугольное оконце под потолком, с толстыми прутьями решетки — едва пропускало свет. Небо было затянуто серыми тучами, а дождь омывал землю слезами. Моими слезами.
Я опустила ноги на пол. Даже сквозь толстую подошву туфель я чувствовала могильный холод, который исходил от него. Он облизывал пятки, звал и манил в свои ласковые объятия. Нет. Еще не время.
Мысли в голове путались, будто в липкой паутине. Все случилось так быстро, что я и слова сказать не успела. Или все же попыталась обелить себя? Впрочем, мое слово не имело такого веса, как речь леди Патрисии. А ведь я ей доверилась! Пожалела ее искалеченную душу и тело. Как оказалось, напрасно. Доброе сердце вновь подвело меня.
Что же теперь будет? Неужели я проведу остаток дней своих в темнице? Боюсь, все закончится уже скоро. И исход для меня один — смерть.
Нервно заламывая руки, я пересекла тесную темницу. Всего четыре шага от стены до стены. Взор уперся в оконце, за которым была воля. Вот бы обратиться пташкой и упорхнуть из заточения! Но как?! За столько лет я так и не научилась контролировать свое проклятие, которое могло бы стать даром.
Пальцы коснулись лика Девы Справедливости, покачивающегося на тонкой цепочке. Ладонь будто обожгло. Привычный жест больше не дарил успокоения. Я чувствовала себя брошенной и ненужной Девам. Они мне не помогут, не услышат мои мольбы. Им нет дела до служительницы, нарушившей обет.