Невеста с миллионами

— Она не в счет, — улыбнувшись, ответил Линкольн. — Когда говорят об Америке, подразумевают Соединенные Штаты. Бразилия перестанет быть монархией, как только мы захотим. Сейчас нам недосуг заниматься этим. Возможно, я переоцениваю своих сограждан, когда утверждаю, что они всегда будут гордиться своим самоуправлением. Но мне кажется, это тот случай, когда переоценка делает честь и им, и мне.

— Поэтому бессмысленно тратить усилия, чтобы поддержать утверждение в Мексике монархии? — спросил Дантес.

— Трудно представить себе Мексику без кровопролития, — ответил президент. — Вероятно, каждый конфликт там еще долго будут разрешать силой оружия. Кто намеревается помочь Мексике, тот должен бросить на чашу весов все свое влияние, чтобы как можно скорее победила какая-нибудь одна партия. Скорее бы положить конец гражданской войне, тогда все уладится! Ужасная война, которая свирепствовала на просторах нашего Союза, не столь губительна, как эта непрерывная партизанская война, эти непрекращающиеся мятежи и беспорядки.

Тем временем Дантес подошел к письменному столу.

— Мистер Линкольн, — сказал он, протягивая президенту какие-то бумаги, — я оставляю вам кое-что на память. Вспомните меня, когда пошлете эти чеки в Англию.

— Невозможно! — воскликнул в изумлении президент. — Я не могу принять такие суммы, пусть даже во имя общего блага. В Мексике деньги окажутся вам нужнее.

— Для Мексики останется столько, сколько ей потребуется, — невозмутимо ответил Дантес. — По сравнению с Соединенными Штатами Мексика всегда будет государством второго, третьего разряда. Придет время, и Соединенные Штаты будут решать судьбы мира.

— Благодарю вас, благодарю! — сказал Линкольн, тепло пожимая своей широкой ладонью руку миссионера. — Какие жертвы принесли вы, мистер Дантес, мистер Бюхтинг, дон Толедо и мистер Эверетт на алтарь всеобщего блага! И непременно в те моменты, когда все прочие источники поступления помощи оказываются иссякшими. Теперь еще одно, мистер Дантес! — добавил он. — Не затруднит ли вас сделать пометку, что эти суммы не принадлежат лично мне, что я лишь распоряжаюсь ими?

— К чему это? — удивился Дантес. — Ничего страшного, даже если будут считать, что это ваши собственные средства.

— Нет, нет, ни при каких условиях! — вскричал Линкольн. — Именно этого я и хочу избежать. — Он взял продолговатый конверт, вложил в него чеки, запечатал и написал сверху: «В случае моей смерти отослать, не вскрывая, мистеру Дантесу, или мистеру Бюхтингу, или мистеру Эверетту». — Вот теперь я буду спокоен. Мне бы не хотелось, чтобы такие суммы попадали в чьи-то руки, кроме моих. Как ни склонен я доверять человеческой натуре, все же не имею привычки вводить ее в искушение!

— А теперь прощайте! — сказал Дантес, серьезный и взволнованный, протягивая руку президенту.

— Прощайте, дорогой друг! До свидания!

— А вот в это я не верю! — возразил Дантес с мягкой улыбкой. — Здесь мы больше не увидимся, мистер Линкольн, моя земная миссия скоро завершится.

— Значит, вы тоже немного суеверны, — заметил Линкольн.

В дверях появился секретарь и передал президенту какое-то письмо. Тот попросил у Дантеса извинения, незамедлительно ознакомился с содержанием послания, после чего протянул его миссионеру. Это было приглашение: директор театра Форда просил президента почтить завтра своим присутствием специальное представление в честь последней, решающей победы Севера.

— Правда, завтра неподходящий день для шумных торжеств, — заметил Дантес. — Однако в Америке отправление религиозных обрядов вообще приняло какой-то необычный характер, и, если народ желает отпраздновать выдающуюся победу, которую он одержал, не следует спорить с ним о дне, который он для этого выбрал.

— Я не испытываю особого желания принимать приглашение, — нахмурился Линкольн. — Однако если вы — за, что ж, пусть будет так!

И он, приоткрыв дверь в соседнюю комнату, сказал кому-то несколько слов. При этом Дантес услышал, как секретарь доложил о приходе Кольфара, председателя палаты представителей.

— Итак, прощайте! — сказал он Линкольну. — Я напишу вам из Мексики.

— Прощайте! — ответил Линкольн, тепло пожимая ему руку. — И еще раз большое спасибо за все то добро, что вы сделали мне лично и нашей стране! Передайте мои сердечные приветы нашим нью-йоркским друзьям! Мой первый визит в Эмпайр-Сити будет посвящен вам!

Дантес покинул Белый дом и спустя каких-нибудь полчаса был уже на пути в Нью-Йорк.

Да, крупнейший мятеж Юга был подавлен. Генералы Грант и Шерман взяли мятежников в железные клещи своих армий и уничтожили. Ричмонд пал, Ли, храбрый генерал южан, капитулировал, Джефферсон Дэвис, бывший президент Конфедерации, бежал. На Севере царило ликование, какого страна еще не знала. Имя Линкольна произносили с таким уважением, какого едва ли удостаивался и сам великий Вашингтон. Все друзья свободы и сторонники Союза признавали, что он спокойно и уверенно провел государственный корабль через самый опасный из всех штормов.

Дантес, бывая в Нью-Йорке, обычно останавливался в доме мистера Бюхтинга.