Невеста с огоньком, или Герцог с дымком (СИ)

Я уже видела черную вязь на тыльной стороне его ладони — чем-то похожую на мою серебряную. С чуть иными загогулинами и с совсем другим смыслом.

Пилар говорила, это темный цвет — знак вдовства. И пока татуировка не рассеется, ни боги, ни магия рода не примут новый союз. Обычно на то, чтобы стерлись следы, уходит год. Но, как обычно в Ташере, сроки плавают и не имеют четкого «расписания».

— Фр-фрру-у… — из-за угла алтаря высунулась продолговатая голова, покрытая слипшейся бледно-розовой шерстью.

— Бедная малышка!

Она пыталась ползти, но что-то лишило молодую гхарру сил. На ней не было явных ран, однако темные пятна намекали на отравление мраком. Существо совсем окоченело, на копыта наросли кристаллы льда, в больших грустных глазах застыл холод.

— Надо прекратить ее страдания.

— Что? Нет! — я закрыла собой замороженную жертву Мертвого леса.

Сир Эверхар ошибся. Не всякой самке гхарра дано убежать от судьбы.

— Что слышали, ланта Эллайна, — герцог сдвинул меня в сторону и аккуратно приложил голубое лезвие к пульсирующей розовой шее.

— Вы истинный сын Севера! У вас действительно ледяное сердце.

— Надеюсь, вы не будете столь наивны, чтобы попробовать его растопить? — Нетфорд передернул плечами, ненадолго отстранив меч от гхарры.

— Упаси Гракс. Нам с вами совершенно необязательно быть друзьями, — я порывисто закатала рукава плаща и опустилась к бедной самочке. — Даже несмотря на… и именно потому что… В общем, необязательно! Да почему она такая розовая?

— Это создание дивного леса. Ныне мертвого… когда-то чудесного.

Неудовлетворенная скупым ответом, я сдвинула брови у переносицы и поглядела на герцога строже.

— Что-то вроде магических мутаций, Эллайна. Знакомые всем существа тут обретали удивительные формы, — выдал он с тяжелым вздохом. — Поначалу эти «мутации» были невероятными. Несущими красоту и вдохновение. Но после древнего разрыва материи, который северянам не удалось залатать даже при помощи приезжих магов, лес отравило мраком. И мутации стали случаться иными… Вы видели их на картинах в замковой галерее.

Я пыталась на днях читать о ташерском лете и зиме. О том, почему мрак пробуждается с наступлением холодов. О том, что после третьей Великой ночи материя становится особо тонкой, и щиты, выставленные древними магами вокруг разлома, начинают пропускать тьму с изнанки…

— Летом они еще появляются, эти чудесные виды. Очень редко, но бывает. Они почти сразу угасают, магия в них нежизнеспособна, — Нетфорд присел рядом со мной и погладил гхарру по холке. — Ребенком я видел настоящего единорога, но тот скрылся в лесу и больше не выходил. Верите ли, ланта Экарте, я, как истинный глупец, до сих пор надеюсь на новую встречу.

— Когда охотитесь? Жаждете и его пленить? — уточнила я с вызовом.

Ох уж эти северные варвары!

— На таких не охотится ни один ташерец. Мутировавшие виды у нас считаются священными, ланта Экарте, — герцог потер лоб, стряхивая с него насыпавшуюся снежную крошку. — Но и обычные звери все чаще отравлены мраком. Отряды таких не берут: их нельзя употреблять в пищу. Отвернитесь. Живее!

У моего уха снова сверкнул ледяной клинок, и я невольно зажмурилась.

— Не убивайте! — взмолилась я, не открывая глаз. — Я попробую ее согреть. Вы же говорили, что мрак изнанки боится моего огня.

— Не стоит. Вы пока дурно управляетесь с даром, — Нетфорд настойчиво развернул меня лицом к алтарю. — Может, когда-нибудь, спустя годы тренировок…

— Если бездействовать, она совсем окоченеет.

— Вы ее поджарите, Эллайна! Поверьте, быстрая смерть — лучшее, что мы можем ей подарить.

— Знаете, я наелась этих ваших традиций! — прошипела, задирая лицо к Нетфорду. — Особенно тех, что призывают не уважать и игнорировать южанок. Не верить в них, не помогать им ни в чем, не позволять ступать по «священной» земле… И использовать исключительно для производства огненного потомства!

— Причем тут неуважение? — герцог занес сияющее лезвие над пульсирующей жилкой, спрятанной в слипшейся розовой шерсти. — Я не меньше вашего огорчен тем, что дивные существа некогда волшебного леса угасают таким вот образом. Но этого не исправить. Ничего уже, Гракс раздери, не исправить!

— А я попробую, — упрямо прошептала, растирая искры между ладоней. — В детстве мама учила, как согреть, не навредив. Я забыла ее уроки, но сегодня утром они мне приснились.

— И у вас когда-то получалось? — с сомнением протянул Нетфорд.

— Ни разу, дварфова пропасть… Ни единого, — прошептала я, жмурясь до искорок перед глазами.

Они затанцевали, заплясали на ресницах, не опаляя свою хозяйку. Согретый внутренним огоньком ветер закружил их в воздухе, соединил в лепестки. И цветок, чуть кривоватый, но все же о положенных семи лепестках, осторожно раскрылся на моей ладони.

Я ощущала непривычную поддержку чужого ветра. Меня словно качало на плотном воздушном потоке, позволяя расслабиться и сконцентрироваться на даре.

— Вы правы: ваша стихия, она… как бы объяснить… — пробормотала я сумбурно, с удивлением наблюдая, как раскрывается огненный цветок. — С ней легче. С вамилегче.