Невеста. Шлюха

Подсчитав примерно, сколько денег зарабатывается в этом месте, мне стало понятно, что я едва смогу снимать где–нибудь в дальнем районе комнату и не умереть с голоду. О том, чтобы купить себе красивые вещи, пойти в парикмахерскую, или там, на хороший концерт, я уже не могла и мечтать, если только рядом со мной не появится в ближайшее время состоятельный мужчина. Однако я решила все–таки попробовать себя в рыночной торговле, потому что сразу отказаться было бы верхом неблагодарности по отношению к Ашоту и Лене. А они–то ни секунды не сомневались, что облагодетельствовали нищую провинциалку. Вопрос о мужчине тоже был, как оказалось, загодя решен.

В середине ноября, когда я уже отработала свою первую неделю на Измайловке, ко мне подошел Ашот и сказал, что хочет меня познакомить с хорошим человеком. К тому времени я уже разобралась, что Ашот ведает поставками промышленной группы товаров на рынок, а поэтому я прониклась к нему почтением, и мне не пришло в голову ослушаться, когда столь уважаемый человек велел мне закрыть свою точку и идти с ним.

Пропетляв немного в торговых рядах, мы оказались где–то у забора со стороны линии метро, и там зашли в теплушку или вагончик, в котором был включен электрообогреватель. На узкой кушетке за неубранным столом сидел толстый земляк Ашота, который был мне представлен как уважаемый Хорен. Кушетка была застелена темным одеялом, на столе валялись какие–то документы, колода карт и меховая шапка, сам же уважаемый был небрит, одет в тяжелое кожаное пальто, а на его толстом безымянном пальце сверкала тяжелая золотая печатка.

— Нравится работать у нас, девочка? — спросил Хорен с ощутимым акцентом.

— Работа как работа, — ответила я. — Все нормально, только выторг маленький, людей совсем нет.

— Это потому что народ сейчас не о покупках думает, — сказал Хорен. — Но ничего, к Новому Году увидишь, табунами повалят. Политику на хлеб не намажут. Выпей со мной коньяк, за знакомство.

Ашот разлил для нас коричневую жидкость в одноразовые стаканы, мы выпили за встречу, потом за процветание. Я заметила, что себе Ашот по-новой уже не наливал. Потом он не прощаясь, вышел, плотно закрыв за собой дверь.

— Хороший коньяк, — Хорен поднял пузатую бутылку с надписью «Юбилейный». — Французы завидуют, говорят, у нас лучше, чем ихний. Пила раньше?

— Не-а, — сказала я. — В Брянске все больше водочку или самогон употребляют, или там спирт «Рояль».

Мне было понятно, чего добивается Хорен, подпаивая меня, и, пожалуй, я бы нервничала, не будь за моей спиной брянского опыта общения с кавказцами. Но теперь я старательно разыгрывала туповатую провинциалку, видя перед собой всего лишь очередного клиента, которого надо обслужить.

— Дверь закрой на задвижку, — сказал, наконец, Хорен. В его масляных глазках горело возбуждение. Он отодвинул стол, а я сделала шаг к дверям, украдкой вытащила из кармана презерватив, и, разорвав зубами обертку, спрятала скатанную резинку за щекой. Обернувшись, я увидела, как Хорен сбрасывает плащ и торопливо расстегивает черные брюки.

— Можно, я свет выключу, день–то на дворе, — спокойно сказала я, и, получив разрешение, повернула выключатель и в полумраке двинулась к лиловому органу, обросшему густым черным мехом.

Я нарочно не прятала зубы, чтобы Хорен не заметил резинку, делала ему больно, вроде бы случайно, как и пристало неопытной продавщице, а потом он поставил меня у стола и вошел сзади, едва я успела приспустить джинсы.

— Когда гандон одела? — удивился Хорен, но я изобразила страстный прогиб, застонала, и он задвигался во мне, теряя нить размышления, готовый пригвоздить меня к столу, все сильнее и сильнее.

Все завершилось минут за десять, я технично вытащила его член из себя, причем резинка осталась в моей руке, и я выбросила ее в мусорное ведро, наполненное объедками и окурками почти до краев. Другой рукой я поправила джинсы, потом застегнулась, заколола растрепанные волосы и холодно улыбнулась:

— Разрешите вернуться на рабочее место?

— Слышишь, сколько тебе лет? — вяло поинтересовался Хорен, так и не одевшийся, сидя на кушетке голым задом.

— Девятнадцать, — я решила быть краткой, чтобы никак не зацепить его внимание. Ну не хотела видеть его своим «уважаемым» мужчиной, ни даже многоразовым партнером. Уж больно специфический запах исходил из его черных зарослей.

— Если б Ашот не сказал, кто ты, я принял бы тебя за блядь с Тверской, — сказал Хорен. — У вас в Брянске всех учат с гандоном обращаться?

— Не всех, — сказала я. — Только, если кому здоровье дорого. Так можно идти?

— Иди, — Хорен махнул рукой, теряя ко мне интерес.

Можно сказать, я осталась довольна собой после первого эротического опыта в Москве. Не без тайного злорадства я представляла себе, через что прошла кичливая Ленка, завоевавшая к двадцати четырем право спать с одним мужчиной и торговать в стеклянном павильончике, куда не проникал холодный ветер и снег, своей парфюмерией. От Ленки мои мысли скакнули ко всем лимитчицам, так или иначе вынужденным приносить на жертвенник столичного благополучия свою молодую плоть.