О Пламя, ну и вид. Растрёпанная, как ведьма из леса, глаза блестят. Пятна кое-где на теле — к счастью, закроются платьем. Вот тут, возле шеи, одно… но у неё есть специальная мазь, с горной арникой и усиленная колдовством. И темно-серое закрытое платье, оно готово — как удачно. Всё отлично.
Она сама достала из сундука свежую сорочку и всё необходимое, оделась, расчесала волосы — чтобы не пугать служанок. Посмотрела на ожерелье, потянулась к замочку… и опустила руки. Не стала снимать.
Пусть будет. Она имеет право носить любые драгоценности. Срок её траура давным-давно минул.
Осталось отпереть дверь — для горничной. Бирта сразу явилась, явно дожидалась. Ахнула, увидев рубины, всплеснула руками — по поводу того, что леди уже одета, и занялась причёской Иларис. Хитро прищурилась:
— Ах, миледи. Кажется, милорда можно поздравить?
Ничего себе…
— Бирта, ещё хоть одно слово об этом, особенно кому-то, кроме меня — и ты навсегда отправляешься мыть полы на нижних этажах!
— Что вы, миледи! — шмыгнула носом девушка, — разве я глупая и не понимаю?! Я ради вас на всё готова, миледи! Только знаете ли что? Вам надо пройтись по замку и разозлиться как следует, отругать кого-нибудь!
— Бирта, что?.. Разве я обычно бегаю злая по замку и ругаюсь?! — Иларис даже обиделась.
Хотя настроения обижаться, да и злиться тоже, по-прежнему не было совершенно.
— Миледи, у вас взгляд отчего-то совсем другой стал. Кто угодно заметит. А если разозлиться, то это, наверное, пройдет. Вот, вы на меня рассердились, и уже лучше!
Теперь Иларис расхохоталась.
— И какое же красивое у вас ожерелье! — добавила девушка.
— Да, я достала из шкатулки. Это мне… когда-то подарил покойный муж.
— Ну конечно, миледи, я же так и подумала сразу, что вы наконец-то достали из шкатулки такую красоту. Я выпущу вот тут локон, да, миледи?..
Иларис с дядей Эрвиком даже успели поговорить о всяких мелочах, пока ждали баронессу.
— Прекрасно выглядишь сегодня, Лис, — в третий раз повторил сенешаль, перемежая это рассуждениями про стати тархетских лошадей, одна из которых ждала своей участи в конюшнях Несса, как приз победителю скачек.
Сомневались, откладывать скачки или не откладывать, а если откладывать — то насколько. Причина — нездоровье лорда Эрвика. Его нога, повреждённая на охоте, заживала хорошо, но лорда пока всюду носили в кресле. Между тем дядя любил скачки только немного меньше охоты, и хотя сам не собирался бороться за приз, но и не желал сидеть на этом событии хромым. А Иларис понимала, что после скачек большая часть гостей разъедется — потому что дожидаться, какой же выбор сделает Элина, всё же менее интересно, чем скачки. А Иларис теперь хотелось тишины и меньшего внимания к ним обеим. К себе — понятно, почему, а к Элине — потому что очень сомневалась, что в назначенный срок выбор будет сделан…
Элина в чём-то была права. Разыграть её руку на турнире и сразу объявить о помолвке — это было бы яркое событие, и Элина в результате вышла бы замуж. И им всем пришлось бы мириться с тем, что есть, каким бы ни оказался новый граф Несса. Но выйти замуж за кого попало — не та цель для девушки, тем более с хорошим приданым. А уж посадить кого попало графом в Нессе — вообще идея дурацкая. Конечно, король из своих соображений выбрал этих двоих, они, должно быть, заслужили его расположение и награду, но…
Наградил бы чем-нибудь другим, а не её Нессом! Это ведь серьезно!
Кажется, впервые Иларис сердилась на короля Рейнина. А мысли об этом сделали свое дело — почти совсем убрали с лица возмутительно счастливое выражение.
Ах да, король ведь не двоих выбрал, а троих. Она уже выбросила из претендентов Конрада, словно его там и не было. А его она хотела бы увидеть графом, вот интересно?..
Она совершенно точно не хотела бы увидеть его мужем своей сестры.
— Ну-ну, не хмурься, девочка, — сказал сенешаль. — Всё наладится. Может, и вовсе недоразумение с этим кровным родством. Пошли уже за баронессой, узнай, может, случилось что?
Не пришлось посылать — в дверь постучали…
Зайдя, баронесса поглядела на сенешаля с таким видом, словно собиралась прямо сейчас упасть в обморок, потому что на бедную женщину свалились всё жестокости мира. Но, увидев Иларис, стоявшую в стороне, у окна, она выпрямилась и стала выглядеть бодрее. Кивнула с холодным достоинством:
— Доброе утро, лорд сенешаль. Леди Иларис. Я не сразу поняла. Вы решили обсудить со мной новые слухи? Разумеется. Я, как ближайшая родственница леди Элины, волнуюсь о её судьбе.
— Да, леди Чара. Вы родственница, — дядя Эрвик был сама доброжелательность. — Поэтому мы вас и пригласили. При иных обстоятельствах я навестил бы вас сам, но увы… — он показал взглядом на свою больную ногу.
Баронесса села на предложенный стул, опять с опаской глянула на Иларис и сказала:
— Я, как никто, переживаю за мою девочку. Когда она осталась одна, именно я заботилась о ней, бедняжке. Удивлена, что не мне и моей семье поручили опеку над ней. Не упрекаю ни в чём леди Иларис, но всё-таки для молодой и бездетной женщины это тяжёлая ноша.