Но Пиппа глянула на свои руки, раскинула их, не зная, как эти кривоватые кончики пальцев соблазняли его.
– Простите. Это было абсолютно… это было… то есть…
Она вздохнула. Плечи опустились под почти невыносимым грузом. Наконец Пиппа подняла глаза и просто сказала:
– Мне не следовало этого говорить.
«Не спрашивай. Ты не хочешь этого знать».
Только он хотел. Отчаянно.
– Что вы под этим подразумеваете?
– Я бы предпочла не говорить.
Кросс усмехнулся.
Даже сейчас, когда она, вне всякого сомнения, хотела это сделать, все равно не соглашалась лгать.
– И все же я хотел бы знать.
Пиппа по-прежнему обращалась к своим рукам.
– Просто… с тех пор как мы встретились, я была довольно… увлечена…
«Тобой».
«Скажи это», – мысленно попросил Кросс, не вполне уверенный, что станет делать, если она действительно скажет, но готовый к испытанию.
Пиппа перевела дыхание:
– Вашими костями.
Скажет ли она когда-нибудь то, что от нее ожидают?
– Моими костями?
Она кивнула:
– Да. Но мышцами и сухожилиями тоже. Предплечьями, бедрами. И еще раньше, когда наблюдала, как вы пьете виски, – вашими руками.
Кроссу много раз в жизни делали нескромные предложения. С тех пор он блестяще научился отказывать женщинам. Но еще никто не восхищался его костями.
Это была самая странная и чувственная исповедь, которую он когда-либо слышал. И понятия не имел, как отвечать.
Но ему и не пришлось отвечать, потому что Пиппа продолжала.
– Я не могу перестать о них думать, – вздохнула она. В голосе слышалось столько отчаяния и униженности, что Кросс вздрогнул.
– Не могу перестать думать о том, как бы их коснуться. О том, как они… касаются меня.
Помоги ему, господи. Он думает о том же.
Ему не стоило спрашивать. Не стоило.
Но если бы сам король ворвался в комнату, все равно не смог бы его остановить.
– Касаются вас… где?
Ее голова вскинулась так быстро, что наверняка макушка ударилась бы в его подбородок, стой она чуть ближе. Если бы она стояла так близко, как ему хотелось. Он шокировал ее.
– Простите?
– Это простой вопрос, Пиппа, – ответил Кросс, крепче опираясь на стол, пораженный собственной способностью казаться спокойным, хотя сердце лихорадочно билось, а пальцы так и зудели от желания дотронуться до нее.
– Где, по-вашему, вам приятен контакт с моими костями?
Пиппа приоткрыла рот от удивления, а Кросс скрестил руки на груди. Ее взгляд следовал за его движением. Руки сжимали бицепсы, силясь сдержаться и не обнимать ее, до тех пор пока они оба не задохнутся.
– Ваши руки, – прошептала она.
– Что с моими руками?
– Я все гадаю, какое ощущение они вызовут на…
Пиппа сглотнула, и это привлекло его внимание к ее горлу, где, вне всякого сомнения, бешено бился пульс. Поэтому Кросс не расслышал, как она договорила, что, возможно, было лучше для обоих.
– На моей коже.
«Кожа». Это слово от него не ускользнуло. Кросс живо представил бледную прелестную плоть, жаркие изгибы и мягкие бугорки… и все это принадлежит ему. Она будет бархатом и шелком, и чего бы он ни касался, она станет отвечать. Кросс представил звуки, которые Пиппа будет издавать, как будет стонать, когда он проведет ладонью по ее торсу, как будет смеяться, когда он обязательно найдет чувствительное местечко для щекотки.
Пиппа завороженно смотрела на его левую руку, и Кросс точно знал, что, если потянется к ней, она позволит ему делать все, что он пожелает.
Все.
Но он не шевельнулся:
– Где именно, Пиппа?
Ей, разумеется, не следовало говорить ему. И бежать из этой комнаты со всех ног. Вне всякого сомнения, в главном зале казино безопаснее, чем здесь, с ним. Но она не собиралась с ним откровенничать.
– Мои руки, – начала она, широко их раскинув. – М-мои щеки… моя шея…
Сама не понимая этого, она обводила пальцами названные части тела, и с каждым словом желание Кросса росло. Ее пальцы скользили по стройной колонне шеи, по нежной коже груди, к краю выреза, где остановились, замерев на зеленой ткани.
Кроссу хотелось одним рывком разорвать платье, чтобы облегчить скольжение этих чудесных кривоватых пальцев. Он хотел видеть, как она коснется каждого дюйма своего тела, воображая, что это его пальцы.
Черт бы все это побрал!
Он хотел касаться ее.
Но нет.
– Что еще? – спросил он, шевельнув рукой и выведя ее из транса.
Пиппа встретила его взгляд. Глаза широко раскрыты, щеки порозовели.
– Я… – Она осеклась. Набрала в грудь воздуха: – Я бы хотела тоже вас коснуться.
Его самообладание держалось на ниточке. Тонкой. Последней. Он слишком близок к ней. Ему стоило бы отойти. На безопасное расстояние. Но вместо этого он спросил:
– Где?
Кросс знал, что слишком многого просит от нее, от этой невинной девушки, которая изучала тело человека, ничего о нем не зная. Но не мог удержаться. Он не мог получить ее. Но получит хотя бы это.
Даже если будет гореть за это в аду.
«Ад покажется блаженным местом по сравнению с той пыткой, что он терпит сейчас. Здесь».
– Где бы вы хотели коснуться меня? Пиппа? – снова спросил он после долгого молчания.
Пиппа покачала головой, и на секунду ему показалось, что она сейчас сдастся. Вернется домой.
Жаркое, смешанное с досадой разочарование охватило его.