Невезучая, или невеста для Антихриста

Несчастную, задерганную и измазанную с ног до головы мелом меня наконец-то оставили в покое к середине второй пары. И улыбка у ОНО Викторовича была ну вот просто запредельно счастливая. Почти как у меня, когда Митьку с отцом к директору вызывали. Короче, день не задался.

А дома ждал очередной сюрприз в виде забросанного окурками половичка со следами уже побывавшей на нем пожарной бригады. Ну все, достали. План мести созрел мгновенно. Половичек я замочила в ведерке и выстирала. А само ведерко с грязной водой и плавающими в нем окурками ждало своего звездного часа. И вот, когда на лестничной клетке послышался заунывный вой Михалыча, с его космической песней "по аэродрому", я открыла дверь и окатила козлину коктейлем "плавающий бычок".

Шок… Перед дверью стояло ОНО. В костюмчике от Бриони, залитом грязной вонючей жижей и с застрявшим в нагрудном кармане окурком. Слов нет. Зато они нашлись у Михалыча, который хоть и пьяный, но, видимо, услужливо пропустил белобрысого вперед, из-за чего я и попала в такую переделку. Михалыч поднялся по ступенькам, похлопал дружески ОНО Викторовича по плечу и изрек перл:

— Бабы дуры.

И на этой оптимистической ноте я закрыла перед носом белобрысого дверь.

Весь ужас происходящего заключался в том, что ОНО, оказывается, купило квартиру в нашем доме, только двумя этажами выше. И теперь его небритую рожу я имела честь лицезреть каждый поганый день. Поэтому на следующий день "Империя" нанесла мне ответный удар.

Я обычно в универ вовремя прихожу, а тут — не сложилось, всю ночь снился Михалыч с бычком в зубах, ухмыляющейся мордой, и при этом все время повторял: "Бабы дуры" Как следствие — я проспала. Из дому вылетела позже некуда и на последних минутах заскочила в университетские двери.

ОНО медленно шло по коридору в аудиторию, а я бежала…

Вот честно, так быстро бежала, как только могла. И я его почти догнала. Ключевое слово "почти", потому что с чарующе наглой ухмылкой ОНО захлопнуло дверь прямо перед моим носом и повернуло ключ в замке.

Педант поганый. Гадина пунктуальная. Набрался там в своем Кембридже великосветских замашек. Получалось, что его лекцию в этот день я прогуляла. Но врагу не сдается наш гордый Варяг. На следующее утро я вышла пораньше и… О чудо. На верхнем этаже я услышала, как ОНО, с кем-то разговаривая по телефону, вызвало лифт. А лифт у нас был замечательный и имел одну редкую особенность: если чуть-чуть растянуть дверки в стороны во время движения кабинки, то он тут же останавливается. Я в нем Михалычу камеру пыток устраивала: растяну дверки, потом отпущу, и так минут десять. Он поэтому и ходил пешком. Все говорил, что лифт у нас какой-то тормознутый. И вот когда белобрысый залез в кабинку и, нажав кнопку, двинулся вниз, я тихонько растянула дверки. Лифт протяжно заскрипел и остановился. ОНО стало вызывать лифтера.

Ну как ребенок, ей Богу. Какие лифтеры? Это тебе не Англия, умник. Наши лифтеры — это же, как зеленые человечки: вроде бы где-то есть, но где — никто не знает. А кнопка для их вызова так вообще по жизни не работает. Ну, а чтобы белобрысый прочувствовал на своей шкуре всю прелесть суровых отечественных будней, я всунула между створок лифта, как распорку, самую крупную монетку. Так что дыши глубже, лорд недоделанный.

Исполнив радостный ритуальный танец шаманов племени "тумба-юмба", я поскакала вниз на выход.

А внизу стояла его машина. О да-а-а-а. Черный сверкающий крайслер с надписью вместо номеров "КОБРА". Пижон. Будешь черепахой, мстительно подумала я, и с чувством глубокого удовлетворения спустила ему все четыре колеса.

На лекции ОНО в тот день опоздало. Машину белобрысый под окнами больше не ставил и на лифте, к моему большому огорчению, тоже ездить перестал.

День "Х" близился. На носу была зачетная неделя, и я, чтобы не упасть в грязь лицом перед Пижоном Викторовичем, ночь напролет зубрила его предмет. Утром, чтоб немного размять затекшие от ночного бдения конечности, вышла на балкон, сладко потягиваясь и улыбаясь всему миру. Мир мне тоже улыбнулся, в лице наглой белобрысо-небритой козлины, стоящей сверху на балконе напротив и пялившейся на меня, одетую только в трусы и майку. И улыбка у него была такая запредельно нехорошая, как у крокодила, собирающегося сожрать антилопу. На все тридцать два зуба.

Так, да? Я, может, сама на себя раздетую в зеркало смотреть стесняюсь, леди я, в конце концов, или нет? А уж чтоб всякие уроды меня разглядывали… Ну все, маньяк английский, я тебе устрою войну алой и белой розы.

Порывшись в шкафу, я соорудила из топика, который почти ничего не прикрывал, а даже наоборот, и самой короткой юбки, что у меня была, костюм "простигосподи". Все это безобразие я целомудренно скрыла под длинным пиджаком и, застегнувшись на все пуговки, пошла сдавать небритой козлине экзамен.