Невидимая девушка

– Хочешь увидеть кое-что волшебное?

Я сказала: «Да, да» – и последовала за ним, а он сказал:

– Тебе нужно присесть на корточки, вот так. – И он присел на корточки, чтобы показать мне; я сделала то, что он сказал, и посмотрела на него, как бы говоря: «Да! Я приседаю! А теперь покажи мне волшебство!» И тогда он… Все произошло так быстро. Он вставил в меня пальцы, и это было больно, было очень больно, и я сказала: «Ой!»

А он сказал:

– Все в порядке. Больно только в первый раз. После этого происходит волшебство.

Он погладил меня по волосам, затем убрал руку, показал ее мне, улыбнулся и сказал:

– В следующий раз будет лучше. Я тебе обещаю.

Мне казалось, что вокруг моего живота стянули ремень, и с каждым словом, которое я произносила, он немного ослабевал. К тому времени, когда я добралась до конца, мне даже не верилось, что я наконец могу дышать. Хотя мои глаза были полны слез, а голова была свинцовой от печали той маленькой девочки, которая так и не дождалась волшебства, я теперь могла дышать. Трижды я позволила ему делать это со мной. А потом школа закрылась на лето, и Харрисон ушел, и я больше никогда его не видела. Но он оставался в моей голове, в моей ДНК, в моем костном мозге, в моем дыхании, в моей крови, в каждой моей частичке. Он остался. Он – моя раковая опухоль.

Джош лизнул папиросную бумагу, склеил ее, закрутил кончик, воткнул в самокрутку крошечный рулончик картона, чтобы получился фильтр. Затем сунул руку в карман куртки и вытащил зажигалку.

– Тот еще ублюдок, – сказал Джош. – Жесть, вот жесть.

– Да. Точно. Но знаешь что? Я видела его на днях. Видела этого говнюка, который сделал это со мной.

– О господи, – сказал Джош. – Вот же дерьмо. Где?

– Вон там. – Я указала на холм. – Я как раз шла с Финчли-роуд. Спускалась вниз. Он окликнул меня по имени. Он узнал меня и произнес мое имя, и это было, как будто… как будто я вновь перенеслась на ту игровую площадку. Как будто он имел на меня право, как будто мог распоряжаться мной, моим телом, моим именем. Понимаешь? Мне в течение пары дней казалось, будто я пячусь назад, как будто я поднялась на вершину горы, а потом потеряла равновесие и заскользила вниз. Я шарила руками, пытаясь за что-нибудь ухватиться, но там ничего не было. А потом я кое-что нашла.

Джош вытаращил на меня глаза; на его лице играли оранжевые тени от пламени зажигалки, которой он чиркнул, чтобы закурить «косяк».

– Что?

– Месть. Я придумала месть.

– О господи. Что ты сделала?

– Ничего. Пока ничего. Но я знаю: сейчас для меня это единственный выход. Единственный способ вытащить его из моей ДНК. Я должна сделать ему больно.

Джош поднес «косяк» к губам и затянулся. Затем прищурился и кивнул.

– Это точно, – сказал Джош.

Я быстро взглянула на него. Я лишь облекла в слова то, что было похоронено так глубоко внутри меня, что я сама толком не знала, что это такое, пока не сказала это вслух. Мне нужно было знать, как это воспримет другой человек.

– Ты так думаешь?

– Да. Даже не сомневаюсь. Возможно, он до сих пор бродит по улицам, продолжает издеваться над людьми. Если он сделал это, когда ему было одиннадцать, и это сошло ему с рук, то теперь…

Я снова посмотрела на Джоша. Он предложил мне «косяк». Я покачала головой.

А потом в кустах послышался шорох, и мы оба повернули головы. Две горящие янтарные точки. Блеск рыжего меха. Поднятая вверх морда. Я сунула руку во внешний карман своего рюкзака за собачьими лакомствами, которые теперь хранила там постоянно. Я открыла пакет и протянула его лису. Он подошел.

Я разложила угощение, и мы смотрели, как лис подобрал каждый кусочек, ни разу не взглянув на нас.

– Я хочу помочь тебе, – сказал Джош. – Помочь тебе отомстить. Пожалуйста. Скажи, я могу быть полезным?

Лис сел и выжидательно посмотрел на мою сумку. Он высунул язык и облизнулся. Я посмотрел на Джоша.

– Да. Пожалуйста, – сказала я.

45

– Как долго они могут держать меня здесь?

Барри вытаскивает из портфеля какие-то бумаги.

– Теперь, когда они выдвинули против вас обвинение, сколько захотят.

– Но они не нашли никаких новых улик. Я это к тому, что они не могут передать дело в суд на основании того, что у них есть.

– Нет. Но они могут и дальше пытаться что-нибудь найти, и, поверьте мне, Оуэн, они переберут каждую нить вашей жизни, каждую ниточку, пока не найдут то, что ищут. До тех пор они будут и дальше таскать вас в ту комнату и задавать вопросы, пока вы не расколетесь.

– Расколюсь? – недоверчиво спрашивает Оуэн. – Но я не собираюсь раскалываться. Как я могу признаться в чем-то, чего я не делал?

Но, как только он произносит эти слова, на его сознание падает завеса сомнения. Его мысли постоянно возвращаются к тому моменту, о котором он даже не может уверенно сказать, что тот произошел. Момент сразу после того, как он увидел человека на другой стороне улицы. Момент как раз перед тем, как Оуэну показалось, что человек повернулся, вошел в дом и лег спать.

Потому что Оуэн не может вспомнить, как вернулся домой.