Невидимая сила. Как работает американская дипломатия

Клинтон была спокойна и деловита: никакого заламывания рук, никаких жалоб на отсутствие выбора, никаких упреков в адрес посольства. Она задала еще несколько вопросов о Чэне и о том, как он получил образование, а потом спросила каждого из нас, чтó мы думаем. Мы все указали на возможные негативные последствия, но рекомендовали все-таки доставить Чэня в посольство. Клинтон не колебалась. Она знала, что в этом случае ее ждет политический шторм в отношениях с китайцами, но подозревала, что сумеет из него выбраться, и в любом случае не могла найти оснований для отказа в помощи правозащитнику. Она не стала перекладывать ответственность на Белый дом, ссылаясь на нехватку времени. Она просто попросила Джейка сообщить о происшествии в аппарат Совета национальной безопасности – на случай, если у СНБ будут возражения, и уполномочила Курта сообщить Бобу Вангу, что тому предоставляется полная свобода действий. Мы с Джейком позвонили по секретному каналу связи Тому Донилону, который принял новость спокойно и процитировал Бейкера, сказав, что в случае провала операции нам «подбросят на порог дохлую кошку».

Около 3:00 по вашингтонскому времени Ванг сообщил, что Чэнь доставлен в посольство. Теперь нам следовало пристегнуть ремни безопасности и приготовиться к американским горкам. Курт вылетел в Пекин, чтобы начать обсуждение с чрезвычайно недовольным Цуй Тянькаем, заместителем министра иностранных дел Китая, ответственным за отношения с Соединенными Штатами. Цуй подчеркнул, что единственное решение состояло в немедленной передаче Чэня китайским властям, и указал на риск сворачивания американо-китайского Стратегического и экономического диалога в случае нашего отказа. Я прибыл в Пекин через день, вечером 30 апреля, на очередной раунд Стратегического диалога по проблемам безопасности – проходившую раз в полгода встречу, на которой обсуждались некоторые наиболее сложные вопросы двусторонней повестки дня, включая проблемы морской и кибербезопасности, а также будущего ядерных вооружений и ПРО. Той ночью у нас с Куртом состоялся долгий и трудный двухчасовой разговор с Цуем. Я как можно спокойнее изложил наши доводы, указав, что наиболее приемлемый для нас вариант решения состоит в том, чтобы разрешить Чэню пройти курс лечения в одной из пекинских клиник; позволить его семье приехать из Шаньдуна, чтобы ухаживать за ним, а затем дать ему возможность сделать то, что он хотел, – получить юридическое образование в китайском университете. Цуй сначала возражал. Но по мере приближения утра политические страсти успокаивались, и Цуй становился все более сговорчивым. Было очевидно, что ни он, ни его начальники не стремились к тому, чтобы грядущая встреча на уровне министров была полностью посвящена делу Чэня. К утру китайцы согласились с обрисованным нами в общих чертах подходом.

Но американские горки на этом не кончились. В больнице Чэнь внезапно передумал. Теперь он хотел немедленно уехать в США вместе с женой. Свои новые намерения он озвучил и в интервью западным журналистам, которое дал по мобильному телефону. Цуй был взбешен.

– Вы не сделаете этого, – сказал он. – Вы даже не представляете, какой ущерб это нанесет нашим отношениям.

В конечном итоге госсекретарь Клинтон лично надавила на китайских партнеров, и Чэню разрешили вылететь в Нью-Йорк, как он и надеялся. Мы вздохнули с облегчением – как и Белый дом[120].

Это происшествие не шло ни в какое сравнение с куда более серьезным кризисом в наших отношениях с Китаем, разразившимся при администрации Обамы позднее, но оно запомнилось надолго. Во-первых, на нас произвели впечатление исключительное самообладание и лидерские качества госсекретаря Клинтон, проявленные в ситуации непростого выбора и необходимости поиска компромисса в условиях катастрофической нехватки времени для обдумывания политического решения. Во-вторых, мы увидели, что внутренняя политика Китая становится все более жесткой. Наконец мы убедились, что отношения между США и Китаем становятся все более упругими, способными быстро восстанавливаться после возникновения неизбежных осложнений, что требовало постоянного внимания и инвестиций. Чем ближе к завершению была моя долгая дипломатическая карьера, тем яснее мне становилось, что ничто не имеет такого значения для американской внешней политики, как налаживание и поддержка таких отношений.