Сегодня Китай уже не стремится стать великой державой; он уже стал ею. Пришло его время. Война в Ираке и финансовый кризис, разразившийся пять лет спустя, продемонстрировали слабые места Америки. Осмелевшие китайские лидеры увидели новые возможности и решились поставить под сомнение древнюю китайскую мудрость, на которую любил ссылаться Дэн Сяопин, – «не стоит показывать свою силу раньше времени», и теперь надеялись не только сравняться с США по уровню экономического развития и занять такое же место на мировом рынке, но и потеснить нас в Азии, где мы до сих пор играли ведущую роль. Это не означало, что между нами назревал неизбежный конфликт – ему во многом препятствовало взаимовыгодное тесное переплетение американской и китайской экономик. Но это означало, что для президента Обамы и госсекретаря Клинтон главным экзаменом на способность эффективно управлять государством становилось умение управлять соревнованием с Китаем, уравновешиваемым двусторонним сотрудничеством и региональными союзами и институтами. Разумеется, проблема была не нова. Со времен Никсона и Киссинджера в американской стратегии набирающему силу Китаю отводилось важное место. Администрация Джорджа Буша – старшего приложила немало усилий в поддержку Китая как «ответственной заинтересованной стороны» в меняющейся системе международных отношений. События 11 сентября 2001 г. и Ближний Восток требовали пристального внимания на самом высоком уровне и серьезных затрат времени, сил и денег, однако и Обама, и госсекретарь Клинтон были полны решимости «восстановить внешнеполитическое равновесие», усилив азиатское направление нашей внешней политики.
Клинтон стала первым госсекретарем со времен Дина Раска, который занимал этот пост полвека назад, чьим первым зарубежным визитом стал визит в Азию. Она часто бывала там во время пребывания на своем посту. Обама тоже посещал регион чаще, чем любой его предшественник, – более 10 раз за два срока. Они не просто бывали в Азии, но внесли огромный вклад в развитие отношений с азиатскими странами – и с Индией, которая всегда была главным партнером Запада в регионе; и с быстрорастущими экономиками Юго-Восточной Азии, с которыми наше сотрудничество расширялось; и с Австралией, Южной Кореей и Японией, которые по-прежнему оставались важнейшими союзниками США. Обама и госсекретарь Клинтон начали усиливать американское военное и дипломатическое присутствие в регионе, изучая возможность подписания нового торгового соглашения, которое в конечном счете привело к созданию Транстихоокеанского партнерства, а также формирования новых региональных институтов, таких как Восточноазиатский саммит. Главным архитектором «восстановления внешнеполитического равновесия» и неустанным борцом за него был заместитель госсекретаря Курт Кэмпбелл. Когда Том Донилон занял пост помощника Обамы по национальной безопасности в его первой администрации, он тоже вплотную занялся развитием отношений с Китаем, регулярно посещая Пекин и налаживая прочные личные связи с лидерами страны. То же самое делала и Сьюзан Райс, когда унаследовала его пост.
Я решал другие проблемы и работал по другим направлениям, но меня тоже поражала квалификация и растущая уверенность в своих силах китайских дипломатов. Так, возглавляя однажды американскую делегацию на саммите Африканского союза в Аддис-Абебе, я увидел, насколько влияние Китая в этой организации сильнее влияния других стран. Китайскую делегацию, по размеру и уровню представительства значительно превосходящую нашу, не раз возглавлял лично председатель КНР Ху Цзиньтао, а встречи проходили в новом здании штаб-квартиры Африканского союза, построенном китайцами и финансируемом ими же. Я часто ездил в Пекин для консультаций по Ирану, Афганистану, России и многим другим проблемам. Я наслаждался долгими беседами с Дай Бинго, главным советником Ху Цзиньтао по вопросам внешней политики. Советолог по образованию, Дай отличался острым умом и здравым рассудком, он прекрасно знал механизмы государственного управления других стран. Когда я как-то раз заговорил с ним о прогрессе в американо-российских отношениях, достигнутом Обамой и Медведевым, Дай тонко улыбнулся и заметил:
– Вы, конечно, понимаете, что в Москве ничего не делается без согласия Путина.
Он сказал это очень вежливо, но немного удивленное выражение его лица безошибочно указывало на то, что он действительно не был уверен, что мы знаем, «как это делается».