Но мы в очередной раз столкнулись с проблемой, играя именно короткую партию. Мы действовали, не согласуя цели и средства и ставя перед собой невыполнимые задачи. С одной стороны, мы заявляли, что «Асад должен уйти» и проводили «красные линии», а с другой стороны, использовали тактические инструменты слишком вяло и непоследовательно. Не исключено, что меры, принятые нами в Сирии к концу 2014 г., включая запуск амбициозной программы военной подготовки и вооружения оппозиции, с учетом более решительных шагов в начале конфликта усилили бы наше влияние на Асада, а также на русских и иранцев. Последние не стали бы добиваться ухода Асада своими силами, но, возможно, обеспечили бы более благоприятные условия для переговорного процесса. Во многих отношениях мы получили еще один урок, в очередной раз убедившись в рискованности инкрементализма.
В семейном своде правил Асадов политика примирения считалась непростительной слабостью, подозрительность – руководством к действию, а жестокость – догматом веры. Тем не менее до 2011 г. администрация Обамы пыталась прощупать Асада и понять, можно ли было надеяться хотя бы на незначительное улучшение отношений. Наш специальный представитель на Ближнем Востоке Джордж Митчелл многократно обсуждал с Дамаском возможность возобновления участия Сирии в мирном процессе, а я дважды встречался с Асадом, чтобы оценить серьезность его намерений пресечь поддержку экстремистов в Ираке и развивать более тесное сотрудничество в области борьбы с терроризмом. После долгого разговора с сирийским лидером с глазу на глаз, состоявшегося в феврале 2010 г., я сообщил госсекретарю Клинтон, что в отношении сирийцев вряд ли стоит питать особые надежды.
– В лучшем случае, – сказал я, – они будут лавировать и напускать туману. В принципе, это их позиция «по умолчанию»[141]
.Когда в начале 2011 г. началась «арабская весна», Асад с самого начала не испытывал никаких колебаний, которые, по его мнению, погубили Бен Али и Мубарака. Молодой сирийский диктатор, убеждения которого сформировались под влиянием постоянных напоминаний членов его бескомпромиссного семейства и советников о суровых заповедях Хафеза Асада, учел печальный опыт тунисского и египетского лидеров. На стенах одного из зданий в Даръа, городе близ границы с Иорданией, несколько школьников краской из баллончиков написали антиправительственные лозунги. «Теперь ваша очередь, доктор» – таким был их прозрачный намек офтальмологу, ставшему президентом в Дамаске. Дети были арестованы, их пытали, и люди стали выходить на демонстрации. Ответ сирийских сил безопасности был жестким: 9 апреля более 20 человек были убиты.
Количество протестующих по всей стране росло, погибших становилось все больше. Начали появляться группы вооруженной оппозиции, пока раздробленные, но представляющие все бóльшую опасность для режима. В июле наш посол в Дамаске Роберт Форд посетил Хаму, большой город к северу от Дамаска, который Хафез Асад сровнял с землей 30 лет назад, чтобы уничтожить исламистскую оппозицию. Теперь Хама стала еще одним центром набирающих силу мирных протестов. Демонстранты забросали Форда цветами. Асад прочно окопался, упорно сопротивляясь призывам к диалогу с диссидентами. Президент Обама был осторожен в своей риторике, но летняя эскалация насилия и непримиримость Асада в конце концов заставили его публично заявить, что Асад должен уйти.
– Пришло время, – сказал Обама, – когда президент Асад ради народа Сирии должен уступить.
И в регионе, и в администрации США многие по-прежнему считали, что уход Асада был только вопросом времени. Король Саудовской Аравии Абдалла сказал мне, что «Асаду конец». Король Иордании Абдалла думал примерно так же. В Абу-Даби наследный принц Мухаммад бен Заид Аль Нахайян высказался более осторожно. По его мнению, Асад был на грани поражения, но «мог продержаться еще долго», если оппозиция не проявит настойчивости. Фред Хоф, главный советник Госдепартамента по Сирии, назвал Асада «ходячим мертвецом». Американское разведывательное сообщество не выражало несогласия с такой оценкой.