Невидимая сила. Как работает американская дипломатия

Блестящий успех операции «Буря в пустыне» в 1991 г. усилил американское влияние на Ближнем Востоке. Оно достигло своего апогея. Администрация Клинтона упорно работала над сдерживанием Ирана, в то же время в конце 1990-х гг. рассматривая вопрос о возможности контактов с правительством Мохаммада Хатами. Это почти ни к чему не привело. Ситуация, сложившаяся после событий 11 сентября 2001 г., снова открыла такую возможность, но мы не сумели ею воспользоваться. Иран же, напротив, не упустил стратегический шанс, появившийся у него в результате осуществленного под руководством США подавления его старых заклятых врагов в Кабуле и Багдаде и последовавшего за этим хаоса.

В конце 2001 г. американская разведка начала следить за двумя иранскими секретными ядерными объектами – заводом по обогащению урана в Нетензе и предприятием в Эраке, способном со временем начать производить оружейный плутоний. Эти мощности, о которых иранцы не сообщали МАГАТЭ, работали в рамках открытой иранской программы использования ядерной энергии в мирных целях, запущенной еще при шахе и, по иронии судьбы, на начальном этапе поддержанной США.

Обнаружение этих секретных объектов летом 2002 г. стало началом дипломатического балета, продолжавшегося в течение следующих нескольких лет. Совет Безопасности ООН принимал резолюции, требующие приостановки иранских мощностей по обогащению ядерного сырья. Иран не только не подчинялся, но упрямо двигался вперед. Учитывая нежелание администрации Джорджа Буша – младшего сотрудничать с Ираном напрямую, наши европейские союзники («Европейская тройка» в лице Соединенного Королевства, Франции и Германии) начали переговоры с иранцами, которые продолжались с переменным успехом, поскольку Тегеран хотел продолжать реализацию программы обогащения ядерного сырья и в долгосрочной перспективе обзавестись ядерным оружием, в то же время требуя отмены наложенных на него экономических санкций. Позднее к «Европейской тройке» присоединились Россия и Китай, и она превратилась в «Группу 5 + 1», или «Шестерку» (пять постоянных членов Совета Безопасности ООН плюс Германия).

Предложение на рынке международных дипломатических аббревиатур возросло, но это почти не повлияло на поведение Ирана. К концу 2008 г. – последнего года работы администрации президента Джорджа Буша – младшего, – несмотря на принятие Советом Безопасности ООН нескольких серий санкций против Ирана и растущую озабоченность мирового сообщества, иранцы накопили половину количества низкообогащенного урана, достаточного для создания после дальнейшего обогащения одной атомной бомбы. В Нетензе они уже установили более 4000 простейших центрифуг IR-1 и добились серьезного прогресса в производстве более совершенных установок.

Хотя американское разведывательное сообщество в 2007 г. громко заявляло о том, что иранское руководство заморозило разработку ядерного оружия на уровне 2003 г., тот факт, что Иран, судя по всему, твердо решил не давать окончательного ответа, несмотря на усиливающееся международное давление, вызывал глубокую озабоченность. Реализуемая без ограничений иранская ядерная программа и режим, несомненно, заинтересованный в создании ядерного оружия, были источником дополнительных рисков и делали ситуацию в и без того нестабильном регионе еще более неопределенной. Наши друзья из числа стран Персидского залива, и прежде всего Израиль, не могли не воспринимать эту угрозу всерьез.

Когда администрация Джорджа Буша – младшего занималась ликвидацией ущерба, нанесенного войной в Ираке, некоторые ее главные представители начали осознавать, что наш упорный отказ от непосредственного участия в переговорах, которые вела с Ираном «Группа 5 + 1», становится контрпродуктивным. Первая попытка прощупать почву для прямых переговоров, организованная в мае 2003 г. предприимчивым и полным благих намерений послом Швейцарии в Тегеране, ни к чему не привела. Я ездил по региону, когда Тим Гульдиман, чей срок пребывания на посту посла близился к концу, приехал в Вашингтон, встретился с моим заместителем Джимом Ларокко и представил ему короткий документ, который, как он уверял, был подготовлен в сотрудничестве с послом Ирана в Париже, племянником иранского министра иностранных дел Камаля Харази. Гульдиман сказал, что работа над документом велась с согласия высокопоставленных представителей иранского руководства. Сам документ был интересным: в нем предлагался невероятно амбициозный диалог по целому ряду противоречий между США и Ираном. Джим и другие мои коллеги по Ближневосточному бюро изо всех сил допытывались у Гульдимана, кто именно в Тегеране поддержал документ и насколько явно эта поддержка была выражена. По мнению Джима, Гульдиман чего-то не договаривал. Туманное происхождение документа и нежелание раскрывать источники послания наводили на мысль о двурушничестве и вызывали подозрения.