Невидимки

Я вытаскиваю снимки Розы в возрасте шестнадцати и восемнадцати лет. Второй особенно берет за душу: девушка в свадебном платье смотрит с фотографии умоляющим взглядом, словно взывает о спасении. Однако сравнивая эти снимки с женщиной, которая стоит перед нами, сложно не признать, что это пусть и сильно изменившаяся, но все же та самая девушка, которая некогда была Розой Вуд, а затем, совсем непродолжительное время, Розой Янко.

— Ну, кое-что меня все-таки выдает? — Ее пальцы скользят по темному пятну на шее. — Раньше я его полностью закрывала… пока Питер не убедил меня не делать этого.

Она розовеет и косится на мужа; выражение его лица, по-видимому, действует на нее ободряюще. В ее речи проскальзывает легкий валлийский акцент, и манера говорить у нее тоже слегка отрывистая, как у преподобного Харта.

— Это… поразительно. Ваш отец был уверен… в общем, он боялся, что вас нет в живых.

Она вскидывает подбородок; массивная нижняя челюсть лишь усиливает впечатление упрямства.

— Ха! Ну а я жива и здорова. Что-то за все эти годы никто не пытался меня разыскать. Где он был, когда мне была нужна помощь?

— Вы просили его о помощи?

Но она ничего не отвечает.

— Я был бы рад сообщить ему, что у вас, по всей очевидности, все благополучно.

Она снова косится на мужа, и тот еле заметно кивает.

— Ладно. Хорошо.

— Вы не против, если он свяжется с вами?

И опять она смотрит на мужа.

— Я хотела бы подумать.

— Да-да, конечно. Я могу оставить вам его координаты. И ваша сестра, Кицци, она переживала, что потеряла связь с вами. И Маргарет тоже.

Роза — хотя, наверное, теперь нужно говорить «Рена» — пожимает плечами. Уголок ее губ дергается.

— И ваш сын… хотя я понимаю, что прошло столько времени… Ему сейчас шесть.

Температура в церкви внезапно изменяется. Из холодной становится прямо-таки ледяной. Пастор и Роза как по команде во все глаза вытаращиваются на меня и хором восклицают:

— Думаю, вы ошибаетесь.

— Кто-кто?

Я в замешательстве отвечаю:

— Ваш сын. Ваш с Иво. Кристо.

Роза и ее муж переглядываются. В его взгляде сомнение. Она качает головой, пренебрежительно улыбаясь:

— Я понятия не имею, о чем вы. У меня нет никакого сына. И вообще никаких детей. Я не могу их иметь.

Я вспоминаю слова Иво о том, что она была подавлена, пребывала во власти странных иллюзий, не хотела признавать очевидного. Наверное, он был прав. Но она не производит впечатления человека, находящегося во власти иллюзий. Она просто рассержена.

Питер Харт снова берет ее за руку и подходит ближе.

— Как это ни прискорбно, моя жена… не способна иметь детей.

— Кто сказал вам об этом мальчике? — требовательно спрашивает Роза. — Не папа? И уж наверняка не Иво?

— Почему не Иво?

Она ахает. Снова и снова качает головой. Глаза у нее сверкают.

— Боже правый! — вырывается у нее наконец.

Ее муж, явно этим шокированный, поджимает губы.

— Прошу прощения, но я в жизни не слышала подобной чепухи! Если у Иво и был ребенок, то определенно не от меня. Ему просто неоткуда было бы взяться.

Она издает безрадостный смешок. Питер смотрит на нее с умоляющим видом; он определенно считает, что разговор уже зашел слишком далеко.

— Полагаю, джентльмены, на этом следует остановиться. Вы уже выяснили все, что хотели… Это… вы должны понимать, что это болезненные воспоминания…

Но Роза вскидывает на него глаза, в мгновение ока превращаясь из беспомощной барышни в железную леди.

— Я не хочу, чтобы эти джентльмены продолжали верить чужим лживым россказням про меня.

Она поворачивается от него к нам и заявляет:

— Думаю, нам следует перебраться куда-нибудь, где можно было бы поговорить. Куда-нибудь в другое место.

Мы договариваемся пойти в кафе на центральной улице. Когда Роза уходит за пальто, Питер с вымученной неодобрительной улыбкой обращается к нам:

— Прошу вас, не наседайте на нее слишком сильно. Я надеюсь, вы понимаете, что у моей жены довольно хрупкая психика.

Он произносит это чопорным тоном, как будто говорит проповедь, но взгляд у него умоляющий. Наверное, он просто не умеет говорить по-другому.

— Ей многое пришлось пережить, и…

Его прерывает появление Розы; теперь на ней бледно-зеленый жакет с подбитыми плечами, в руках сумочка. Определение «хрупкая» не слишком с ней вяжется.

— Что ж… — продолжает он, — на этом я вас оставляю. Увидимся позже, дорогая.

Он клюет ее в щеку, и она улыбается ему в ответ. Вид у него все такой же несчастный.

— Миссис Харт, давно вы знакомы с вашим мужем?

Втроем мы сидим в уголке местной кондитерской. Из-за люминесцентного освещения и электрической мухоловки, которая каждые несколько минут трещит, возвещая об очередной жертве, атмосфера тут не очень уютная.

Роза — я все еще не могу называть ее про себя по-другому — помешивает ложечкой в чашке. Она заказала блюдо с небольшими глазированными кексиками, которые теперь красуются в центре стола, светясь как радиоактивные отходы.

Вместо ответа на вопрос она делает глоток чая и с улыбкой оглядывается вокруг.

— Приятное местечко?

— Очень приятное, — говорю я.

Хен согласно кивает.