Халлес взял листок — это был печатный бланк, и в пустые графы уже были вписаны дата, его фамилия и подробные указания относительно порученной ему работы.
— Видите, все по-деловому, — сказал Порп с гордой усмешкой.
Халлес отправился к Беверли Кроуфорд и показал ей свое задание.
— Вот как, вам сразу всучили Спритла! Ну хорошо, вот папка, в ней вы найдете достаточно образцов его слога. Вы, я думаю, никогда не читали писанины этого болвана — так изучите ее как можно лучше, иначе вы не сможете опуститься до его уровня. Побольше сахарной водицы — не бойтесь переборщить! Смело распускайте слюни — таков его жанр. А вот в этой папке у меня подборка статей из редакционной мусорной корзины... Отберите себе шесть самых лучших, где описаны различные уголки Англии, да смотрите, чтобы они были подальше друг от друга. Если вам понадобятся о них добавочные сведения — идите к Фикенвирту. У него есть путеводители и книги по истории графств. Кроме того, он справится по своей картотеке, чем славятся эти места, не родились ли там какие-нибудь знаменитости — кинозвезда, чемпион футбола, боксер, современный политический деятель, или полководец, или какие-нибудь исторические личности. Впрочем, с историческими личностями вы будьте поосторожней! Пишите только о тех, кого знает понаслышке широкая публика. А Уолпол, например, или Кэннинг, или Шелли, или Китс вам ни к чему. И вообще помните, что вы пишете за Эрбена Спритлторпа и для ходкой воскресной газеты. Ну, желаю успеха!
После довольно долгих блужданий по коридорам, Халлес нашел в конце концов комнату, где ему отвели место для работы. Кроме Мертона, фамилию которого он уже знал, здесь работали еще Кэдби, Сайкс и Тревельян. Халлес сел за свой стол и стал просматривать материал.
— На кого вы работаете? — спросил Мертон, перегнувшись к нему с соседнего стола.
— На Эрбена Спритлторпа.
— Да ну? — удивился Мертон и крикнул остальным:
— Слыхали? Порп для начала дал этому бедняге Спритла!
Со всех сторон послышался ропот сочувствия. Но люди были слишком поглощены своим делом, и разговоры быстро утихли. Кто усердно стучал на машинке, кто размышлял, хмуря брови и почёсывая голову.
Мертон сказал вполголоса:
— У нас тут не принято разговаривать. Ну, помогай вам бог!
Халлес изо всех сил старался проникнуться образом мыслей Спритлторпа и подделаться под его стиль. На это ушел весь остаток дня, а в пять часов раздался электрический звонок, оглушительный, как сигнал тревоги, предупреждающий о присутствии в доме ночного грабителя. Все отодвинули машинки и, зевая, потягиваясь, протирая глаза, двинулись к дверям.
— Вы на меня не обижайтесь, — сказал Тревельян Халлесу. — У нас есть неписаное правило: в рабочие часы никаких разговоров. Если мы поддадимся соблазну и будем болтать, мы не сделаем заданий к сроку. Это работа большей частью такая нестерпимо нудная, что только железная дисциплина не даёт нам отлынивать от нее. Право, мы все вам очень сочувствуем: знаем ведь, что стряпня Спритла — настоящее рвотное. Ну, как у вас подвинулось дело?
— Знаете, нелегко вникать в ход мыслей такого человека.
— Да, это все равно, что опуститься до умственного уровня собаки, — заметил Сайке.
— Познавать мир только нюхом, — подхватил Кэдби. — А интересно — сам он верит в то, что пишет? — сказал Халлес. — Всерьез считает это литературой?
— Господь с вами! Конечно, нет! — ответил Мертон — Он сюда как-то раз приезжал, и мы с ним познакомились. Надо отдать ему справедливость — он говорит о своем «творчестве» с полнейшим цинизмом. Он всегда писал только для того, чтобы прокормиться. А теперь, когда он загребает деньги лопатой, он может себе позволить роскошь нанимать нас, чтобы мы писали за него. Сам он уже давно ничего не пишет. Живет себе припеваючи и увлекается — знаете, чем? Строит модели всех знаменитых зданий. Здесь в гостиной стоит модель Страсбургского собора, которую он нам преподнес. Он говорит, что у него в жизни только три огорчения. Во-первых, он не может себе простить, что в начале своей литературной карьеры писал всякую слюнявую чепуху под своим настоящим именем. Во-вторых, его гнусная воскресная газета заставляет его время от времени выступать публично — то в жюри на конкурсе красоты, то в других столь же достойных ролях. А в третьих — из-за этих публичных выступлений ему приходится читать всю ту дрянь, что мы пишем за него: надо же ему знать, что отвечать разным истеричкам, когда они хватают его за руки и твердят: «Ах, мистер Спритлторп, как мне понравился ваш рассказ «Каждый мужчина — ребенок?» или: «Ах, как много мне дала ваша статья «Об оптимизме»! Между прочим, оба эти произведения писал я. Чистейшая бульварщина! Спритл мне сказал, что, когда они появились в печати, он получил вдвое больше восторженных писем, чем обычно. Так что сами понимаете, что это за дребедень.
— Уверяю вас, — сказал Сайке, — Спритл первый вам посочувствовал бы. Он славный малый. Меня больше всего бесят те бездарные писаки, которые воображают, что их произведения — литература.