Невидимки за работой

— Ну, не вешайте нос, юноша! Поверьте, нигде у вас не будет такой возможности дописать свой роман, как здесь. А сейчас бегите и настряпайте нам еще немного Спритла.

V

По всему дому прозвенел звонок на обед. Халлес пошел было в ту комнату, где он завтракал и обедал накануне, но по дороге его перехватил Кэдби.

— Не сюда! Не сюда! Разве вам не сказали? В обычные дни — а вчера был необычный — мы обедаем в большой столовой. Идемте!

По лабиринту коридоров, который был характерной особенностью дома, они побрели в столовую. Эта часть здания сохранилась в своем первоначальном виде — перестройки, предпринятые в восемнадцатом веке, ее не коснулись. Теплые тона деревянного потолка и хоры для менестрелей составляли приятный контраст с холодным и строгим изяществом других апартаментов. Длинные, как в монастырской трапезной, столы полированного дерева, расставленные вдоль всей комнаты, занимали большую ее часть. а на возвышении, у стены, увешанной портретами, стоял «почетный» стол, как в зале, где заседают ученые мужи, члены университетской коллегии. Единственной уступкой времени были легкие стулья совсем не академического типа, заменившие скамьи.

— Садится каждый, где ему угодно, — сказал Кэдби. — Хотите, сядем рядом?

Они нашли свободные места, но, как и все остальные, не сели, а стоя ожидали, пока из боковой двери не прошли на возвышение те, кто обедал за почетным столом. Председательское место занял Гарстенг. Он сидел лицом к залу. По одну сторону от него сели Клигнанкорт и Уэлтон, по другую — Тредголд и Порп.

Гарстенг постучал ножом о стакан, а когда звон замер в воздухе, взял со стола листок картона в рамке и приличествующим случаю монотонным голосом стал читать молитву: «Miserere nostri, Те quaesumus, Domine, Tuisque donis quae de Tua benignitate sumus percepturi benedicio. Per Christum Dominum nostrum. Amen».[5]

Набожно буркнув «amen», все уселись за столы. Из коридора, который вел на кухню, появились слуги и стали разносить тарелки с супом.

— Как вы их тут именуете? —спросил Халлес. —Скаутами или джипами? [6]

Кэдби расхохотался.

— Видите ли, Клигнанкорт учился в Оксфорде, a Гарстенг в Кембридже, и никто из них не захотел бы уступить другому, так что было вынесено компромиссное решение: слуг здесь называют «скипами».

— Тут что же, только мужская прислуга?

— Да, кроме экономки, миссис Роуз. Она служит у Клигнанкортов много лет.

Сидевший по другую руку Халлеса Мертон вмешался в разговор.

— Вначале здесь была женская прислуга. Но скоро в писателях заговорила грешная плоть. И когда двое наших сцепились из-за весьма соблазнительной девчонки, и дело дошло до драки, Клигнанкорт и Гарстенг решили заменить всех горничных мужчинами.

— А ведь мужскую прислугу сейчас, кажется, трудно найти, — заметил Халлес.

— Да, вообще-то трудно. Но Гарстенгу пришла блестящая мысль. Все наши слуги — бывшие арестанты, раскаявшиеся грешники. Вот этот, например, что обслуживает наш стол, сидел в тюрьме за растрату. У нас тут целая коллекция — взломщики, двоеженцы, убийцы, грабители, насильники — словом, выбор богатый. Они чрезвычайно полезный народ: если придется вам писать детективный роман, дайте кому-либо из них — за мзду, конечно — просмотреть его и исправить все технические ошибки. За это стоит заплатить одну-две гинеи.

— Еще одно меня интересует, — сказал Халлес. — Что, здесь нет ни одного женатого?

— Есть женатые, но они живут с женами врозь, — ответил Кэдби. — С этим тоже было сперва немало хлопот. Здесь жили и супружеские пары, но это не способствовало миру в доме. Женщины от нечего делать затевали ссоры, и невозможно было убедить их не вцепляться друг другу в волосы. А некоторые холостяки никак не могли сосредоточиться на работе…

— Точно также многие отвлекались от работы, когда у нас здесь были женщины-литераторы, — добавил Мертон. — И потому наши боссы решили принимать только мужчин без прочных привязанностей.

— И, чтобы не нарушать этого строгого правила, Беверли Кроуфорд числится у нас мужчиной, — объяснил Кэдби. — А секретарша Гарстенга — видели, конечно, эту замороженную красавицу? — и секретарша Тредголда живут в деревне. Ох и дал же Гарстенг маху, когда нанял эту ледышку — Кэти!

— А Клигнанкорт не женат?

— Женат, но не живет с женой. Графиня Клигнанкорт, переехала в Лондон, и сын их — между прочим, чудный мальчик — с нею.

— Их сын! — фыркнул Мертон. — Не говорите глупостей? Все знают, кто отец этого мальчика. Помните Габриэля ван Пронка, того, что дирижировал джаз-бандом в Клоринде? Ходил, бывало, между столиками, играя на скрипке, а дамы млели. Побаловался он и с Лулу Клигнанкорт. Да, да, этот ван Пронк, и боксер Каф Коди, и жокей Джо-Джо Флют дали жизнь доброй половине молодого поколения наших потомственных законодателей.