Невидимки за работой

— Я заполнил цитатами двадцать больших тетрадей. Но погодите, я хочу вам привести еще один пример, лучший из всех. Это — поэма «Небесная гончая» поэта-мистика Фрэнсиса Томпсона, жил с 1859 по 1907 год. Тут мы встречаем просто психопатическую одержимость: ноги становятся навязчивой идеей. Человек, которого преследуют, слышит все время за собой шаги, как бывает в страшном сне. Он говорит: «Я слышу этот топот ног, они идут не спеша, гонятся за мной упорно, они отбивают такт». Стихи производят очень сильное впечатление и имеют социально-психологический смысл. Разбору их я посвятил много страниц. Я пишу, что здесь человека, не ужившегося в обществе, неотступно преследует символ активности английского общества — крепкие ноги. Его высшее «я» твердит ему, чтобы он стоял на своих ногах, но, к его великой досаде, у него все время почва уходит из-под ног. Такого толкования я не встречал ни у кого. Оно находит себе блестящее подтверждение, его мне подсказал мистер Уэлтон. Поэт дает ключ к такому именно истолкованию уже в самом начале своей поэмы. Вот как она начинается:

Я от Него бежал и день и ночь,

Я от Него бежал под своды лет.

А мистер Уэлтон сообщил мне, на основании имеющихся у него частных сведений, что вторую строку поэт изменил так, как того требовал размер: выбросил одно слово и этим, к сожалению, сильно затемнил смысл. В первом варианте у него было:

Я, хромая, бежал от Него под своды лет,

и тут уж его тяжелое положение ясно как божий день.

— А не говорил вам Уэлтон, откуда у него такие сведения?

— Как же, как же — это самое интересное. Сведения частные и нигде не опубликованные, в моей книге они появятся впервые. Мистеру Уэлтону их сообщила его тетушка Фанни, которая была возлюбленной Фрэнсиса Томпсона. Уэлтон называет ее «святой женщиной». И об этом прекрасном психосоматическом союзе до сих пор ничего не написано.

Глаза Фикенвирта приняли мечтательное выражение: он уже предвидел, какую славу принесет ему в ученом мире его скромный вклад в сокровищницу знаний. Но он тотчас тряхнул головой и заморгал, принуждая себя вернуться к действительности.

— А какой же вывод вы намерены сделать из всего этого? — спросил Халлес.

— Я нахожу и тут подтверждение моей теории, которую я вам уже излагал: согласно ей, каждый народ уподобляется одной из частей человеческого тела. Англичане — это ноги. Немцы, разумеется, — мозг и сердце. Голландцы — желудок. Негры — бедра. Американцы — шея. Ну, и так далее. Книга

будет очень интересная. Надеюсь, вы мне скажете, если вам придут в голову какие-нибудь примеры, иллюстрирующие мои тезисы.

— Непременно! Но в данную минуту мне вспоминается только одна подходящая цитата. Это — тост, который когда-то провозгласил Дизраэли: «Пью за здоровье наших друзей, а врагам нашим желаю всегда носить тесную обувь и иметь мозоли».

— Прелестно! Я включу это в мою коллекцию. Будьте добры, повторите еще раз.

Халлес повторил, и Фикенвирт записал тост Дизраэли на карточку.

— Спасибо!

— Постараюсь припомнить и другие примеры. Но такого замечательного материала, какой нашел Уэлтон, я, конечно, не могу вам обещать.

— Да, это то, о чем мы, ученые, всегда мечтаем, но редко находим! Еще одна крупица знаний в кладовую культуры. Одну минутку, простите! Я должен записать эту фразу, которая у меня сейчас родилась. Она пригодится.

Он записал и встал, собираясь уходить.

— Спасибо за приятно проведенный вечер, — сказал он уже на пороге. — Покойной ночи, мистер Халлес. Так, значит, вы постараетесь припомнить еще что-нибудь? Насчет ног! Хорошо?

X

Следующие несколько дней прошли, как обычно; однообразие их нарушилось только однажды, когда Беверли Кроуфорд внесла свою лепту в коллекцию цитат, собранных Фикенвиртом для его будущего шедевра.

Как-то раз за обедом она, наклонясь через стол, промолвила своим низким контральто:

— Фриц, я нашла кое-что для вашей книги.

У Фикенвирта заблестели глаза. Он отложил нож и вилку и, порывшись в кармане, вытащил пачку своих карточек.

— Очень, очень вам благодарен. Это новая цитата для иллюстрации моих тезисов? Нашли еще одного поэта, который писал о ногах, да?

— Нет, кое-что получше. Я узнала, чем объясняется пристрастие английской поэзии к теме «ноги», как вы это называете.

— Но я и сам уже объяснил это. Разве я вам не излагал своей теории? Каждый народ представляет как бы одну из частей тела...

— Знаю, знаю, слышала. Но теория ваша неверна. Один прозорливый иностранец еще сто лет тому назад нашел лучшее объяснение.

— Не понимаю, как я мог упустить это! — простонал Фикенвирт. — После таких исчерпывающих исследований! Но кто же этот иностранец и какова его теория? Он немец?

— Нет, мой милый Фриц, он американец. Не кто иной, как Эмерсон.

— Ага! Ральф Уолдо Эмерсон, автор философских этюдов, жил с 1803 по 1882 год. Так что же он говорит?

— В своей книге «Английский характер» он пишет: «Я прихожу к заключению, что сапог англичанина ступает по земле тверже, чем всякий иной». Вот, я это списала для вашей коллекции. Тут и текст, и справка, откуда он взят.

Фикенвирт прочел, и физиономия у него вытянулась.