Невидимки за работой

— Да вы что, умирать собрались, что ли? Ну ладно, если это поможет вам умереть спокойно, я готов признать, что мы с вами лучшие друзья — вроде как Давид и Ионафан — и что другого такого, как вы, на свете нет. Уверяю вас, Порп, — можно называть вас просто Порп? — вы удивительный человек!

— Благодарю, благодарю вас, мистер Уэлтон!

— А теперь, ради бога, катитесь отсюда!

Все, кто стоял в коридоре, посторонились, давая Порпу дорогу.

— Спятил, ей-богу, спятил! — буркнул кто-то.

Порп умильно посмотрел на них и сказал:

— В черный день человеку нужны друзья. Мы все живем дружно, не правда ли? Я всегда вас любил и люблю.

И он поспешно удалился. Писатели в удивлении переглядывались.

— Чудеса! И чего он вдруг слюни распустил? — воскликнул Мертон.

— Его выгнали, не иначе! — решил Чарлтон.

В эту минуту из кабинета вышел Уэлтон.

— Что-то у нас стряслось, друзья! — сказал он. — Сейчас звонил Гарстенг, вызывает меня к себе. По голосу слышно, что он сильно взволнован.

Прошло полчаса, и по всему дому раздались звонки.

— Что это? — спросил Халлес, поднимая глаза от работы.

— Это экстренный вызов, — пояснил Мертон. — Сигнал всем собраться в столовой. Мы зачем-то нужны Гарстенгу.

Все бросили работу и отправились в столовую. Через несколько минут на возвышении появился Гарстенг. Он был бледен, все время шевелил губами и таращил глаза. С ним пришли Уэлтон (у этого выражение лица было удивленно-насмешливое) и съежившийся, перепуганный Порп.

— Прошу садиться, — начал Гарстенг. — Произошла возмутительная история. Сделан недопустимый промах, который ставит под угрозу все будущее нашей организации. Позавчера в издании Бэнкрофта и Уэйтса вышел новый роман Паско Пейсомея «Руль у меня в руке». Роман, как вам известно, написан здесь, у нас. А вчера издательство Крэндертона выпустило новый роман Геруорда Придди «Дай обнять тебя», также написанный нами. И оказалось, что это один и тот же роман!

Все так и ахнули.

Встал Чарли, писавший роман «Руль в моей руке», и спросил:

— Который же из них вышел под двумя названиями?

— «Руль в моей руке». Тот, что писали вы по старым рукописям Пейсомея. А «Дай обнять тебя» писал Портер для Придди — и это книга совершенно в другом роде. Но каким-то образом титульный лист второго романа был приколот к рукописи первого и отослан Придди, и Придди, не читая, передал ее в издательство, а там ее, конечно, напечатали и выпустили. Ума не приложу, как такое могло случиться.

— И я не понимаю, — сказал Чарли.

Гарстенг продолжал:

— Мистер Порп упаковал обе рукописи и отправил их заказчикам. Он говорит, что посмотрел только титульные листы, а дальше не смотрел. Я звонил Портеру — он сегодня в Лондоне, — но и Портер тоже ничего не знает. Может быть, кто-нибудь из вас может разъяснить это дело?

Никто не отозвался.

В издательских и литературных кругах слухи об этом скандале распространились с молниеносной быстротой. Гарстенгу стоило немалого труда умиротворить обоих оскорбленных писателей. Пейсомей негодовал, так как «его» роман был издан вторично под чужой фамилией, а Придди был не менее возмущен тем, что ему всучили не тот товар. Оба издателя были в ярости, так как их поставили в глупое положение, а когда еще притом открылось, что изданный ими роман написан вовсе не Пейсомеем и не Придди, они излили весь свой гнев на злосчастных обманщиков. Крэндертон согласился не выпускать тираж романа «Дай обнять тебя» — что еще ему оставалось делать? — и уступил поле сражения «Рулю». Экземпляры второго, незадачливого романа, уже разосланные на отзыв, пришлось потребовать обратно, а объявления о его выходе в свет задержать. К несчастью, они уже успели появиться в нескольких газетах. Хуже того — одна газета в самый день выхода романа поместила рецензию, в которой Придди поощрительно хлопали по плечу, заявляя, что новый роман его — несомненный шаг вперед по сравнению с прежними.

Но самое худшее было, конечно, то, что все пострадавшие лишены были возможности жаловаться. Пейсомей не мог подать в суд, ибо тогда открылось бы, что он пользовался услугами «невидимок». По той же причине Придди не мог возбудить дело против «фабрики» Клигнанкорта. А издатели не могли затеять тяжбу ни друг с другом, ни с мнимыми авторами, ни с Клигнанкортом, потому что тогда произошел бы скандал, от которого всем не поздоровилось бы. Положение было безвыходное.

В эти дни Гарстенга просто осаждали письмами другие клиенты: они были встревожены и каждый спешил убедиться, не продано ли оплаченное им произведение еще кому-нибудь. Порп работал лихорадочно с утра до вечера — проверял все рукописи, сданные заказчикам за последние месяцы. А разозленный Гарстенг обращался с ним так, словно во всем случившемся виноват был он один.