Невидимое дитя

— Да, — протянула Джаффси. — Благодарю вас, визит к вам показался мне таким трогательным. А с вами все в порядке?

— Нет, не уверена, — отозвалась Филифёнка. — Я надеюсь, мы теперь станем чаще видеться?

— Я тоже так думаю, — согласилась Джаффси и повесила трубку.

Потом Филифёнка долго сидела и смотрела на телефонный аппарат. Внезапно она почувствовала, что замерзла.

«За окнами темно, — подумала она. — Я могу занавесить окна одеялами, а зеркала поверну к стене». Но делать ничего не стала. Она сидела и слушала как ветер, словно маленький бездомный зверек, завывает в дымоходе.

Дом слегка подрагивал. Ветер становился все сильнее. На море поднимался шторм.

С крыши соскользнула плитка черепицы и с грохотом ударилась о землю. Филифёнка торопливо перебралась в спальню. Но спальня была такой большой, что Филифёнка и здесь не чувствовала себя в безопасности. Она задыхалась. Она ведь такая маленькая, беззащитная…

Сдернув с кровати одеяло, Филифёнка отправилась по коридору, ведущему на кухню, ногой открыла дверь кладовки и прикрыла ее за собой. Отсюда шторм казался тише. В кладовке не было окон, только маленькое вентиляционное отверстие.

В темноте Филифёнка пробралась за мешки с картошкой и постелила одеяло у шкафа с банками джема.

Ее воображение рисовало картины шторма: некто черный и дикий тряс ее дом. Белыми драконами разрастались трещины в стенах. Из моря поднялся ревущий торнадо, подобный черной колонне и направился прямо к ней. Ближе и ближе…

Такие бури ее собственного изготовления были хуже всего. В глубине души Филифёнка даже немного гордилась придуманной ею бурей.

«Джаффси еще девочка, — решила Филифёнка. — Глупая девчонка с пирожными и наволочками в голове. Они ничего не понимают в цветах. Сидит сейчас у себя дома и думает, что я ничего такого не испытала на себе. Я — та, кто каждый день видит гибель мира. Каждый день! Но спокойно живет, ест, моет посуду и принимает гостей. Так, словно ничего не случилось».

Филифёнка высунула нос из-под одеяла, сурово посмотрела в темноту и заявила:

— Я вас насквозь всех вижу.

Ничего не произошло. Шторм не утихал. Тогда Филифёнка нырнула под одеяло и заткнула уши руками.

А буря все шумела и шумела. Ветер мчался со скоростью сорока семи ярдов в секунду (хотя вряд ли кто-то в такую бурю замерял скорость ветра).

В два часа ночи снесло трубу. Она сломалась у основания и, проломив крышу, упала на кухонную плиту. Теперь через дыру в потолке виднелось темное, ночное небо, большие несущиеся облака. А потом ветер обнаружил эту лазейку и, разметав золу, сдернул занавески и скатерть. Фотографии тетушек и дядюшек Филифёнки закружились по воздуху. Все безделушки пришли в движение, застучали, зазвенели, ударяясь друг о дружку. Двери захлопали, картина упала на пол.

Наконец, в замешательстве появилась разгневанная Филифёнка. «Сбылось. Пришел конец. Все кончено. Я больше не могу ждать».

Она хотела было позвонить Джаффси и рассказать ей… рассказать ей кое-что и в самом деле ужасное. Холодно и торжествующе.

Но ветер уже оборвал телефонные провода.

Филифёнка слышала лишь грохот сыпавшейся с крыши черепицы. «Если я поднимусь на чердак, меня сдует вместе с крышей, — рассуждала Филифёнка.

— Если спущусь в подвал, меня засыпят обломки. Но что-то предпринять необходимо».

Окно распахнулось, и мелкие осколки стекла посыпались на пол. Дождь залил мебель красноватого дерева, гипсовый хемуль свалился со своего пьедестала и рассыпался на куски.

С отвратительным грохотом на пол упала огромная люстра. Она принадлежала дяде Филифёнки. Все вокруг стонало и трещало. Потом Филифёнка увидела в осколке зеркала свое бледное лицо. Не задумываясь, она подбежала к окну и выпрыгнула наружу…

Филифёнка обнаружила, что сидит на песке. По лицу ее били теплые дождевые капли, а платье развевалось, словно парус.

Филифёнка крепко зажмурила глаза, понимая, что совершенно необязательно находиться в самом центре жуткой опасности.

Ветер завыл сильно и беспокойно. Все тревоги исчезли. Опасность скрывалась внутри дома, а не снаружи.

Филифёнка осторожно вздохнула, вдыхая запах морских водорослей и открыла глаза.

На улице было светлее, чем в доме.

Она увидела разрушения. Дом белым пятном возвышался у нее за спиной на расстоянии вытянутой руки. Он словно скользил сквозь проносящуюся мимо над песчаными дюнами ночь.

«Никогда раньше я не выходила ночью на улицу, — подумала Филифёнка. — Если бы моя мама узнала…»

Филифёнка поползла против ветра вниз к берегу, чтобы оказаться как можно дальше от дома. Ей почудилось, что море стало теперь сине-белым. С грохотом на берег обрушивались волны, и водяная пыль, словно дым, вилась над побережьем. Этот дым на вкус оказался соленым.

Позади, в доме что-то затрещало, но Филифёнка даже головы не повернула. Она спряталась за большим камнем и, широко раскрыв глаза, смотрела во тьму. Ей не было холодно. И странная вещь — внезапно она поняла: она же совершенно спокойна! Очень странное чувство, но Филифёнка решила, что это даже здорово. Что же раньше ее беспокоило? Стихийные бедствия?