Невидимые

Внутри стояли двое. Старьевщик — небольшой, сутулый, с редкой бороденкой и в пенсне — он чем-то неуловимо напомнил Червинского. И посетитель, тоже низкорослый и худой, крючконосый, неопрятный. И что, вот они-то и есть — невидимые?

Не найдя подобающих слов для приветствия, репортер откашлялся — хотя в том не имелось необходимости: оба и без того на него смотрели.

— Чего изволите, сударь? — спросил старьевщик.

— Мне бы… Хм… Слышал я, у вас одна интересная вещь продается.

Лавочник, улыбаясь, воздел руки к потолку.

— И не одна, а много! Смотрите сами. Или же чего определенного желаете?

— Да. Дыню.

— Хорош товарец, — заметил старьевщик.

— Так это я, — ответил крючконосый.

— Могу ли я… взглянуть на то, что вы продаете?

— Неее. Я ничего и не продаю, и даже не покупаю. Весь издержался.

— Ну… — Бирюлев вспоминал рекомендации Червинского. — Говорят, кое-что все же продаете. И я готов купить это за любую цену. Мне не важно, как у вас оказалась статуэтка, но я во что бы то ни стало хочу ее вернуть. Она дорога мне, как память о покойном.

— О чем вы, сударь?

— О бронзовой фигурке. Она, как я полагаю, исчезла из дома моего отца.

— Как так? Ее похитили? — с вежливой улыбкой, за которой виделось чуть ли не издевательство, осведомился старьевщик.

— Повторяю — это не имеет для меня значения. Ищу я и прочие вещи: бронзовый колокольчик, золоченую маску, брошку в форме жука… Древние монеты, потом еще… — увы, без описи пришлось довериться одной только памяти.

— С ними вы точно опоздали — стоило спрашивать сразу, — сказал лавочник.

— Так и они здесь были? — не смог удержаться Бирюлев, рискуя вывести беседу из нужного русла.

Старьевщик пожал плечами.

— Вы знаете, у кого они сейчас? Вдруг новый владелец согласится… перепродать?

— Я вряд ли могу помочь вам, сударь… Разве, если что случайно услышу. Сами понимаете: базар — место оживленное… Какие только слухи не доходят.

— Были-были. То есть вообще, не здесь, конечно, а так… — вмешался крючконосый Дыня. — Глядишь, я, может, и поспрашивал бы. Если о цене договоримся. А?

Чувствуя, как в висках бьется кровь, репортер изо всех сил пытался собраться с мыслями.

— Да… Согласен. Буду признателен. Но больше всего меня интересует погребальная статуэтка. Отец лично привез их из Египта… И они бесконечно важны мне.

— Их? Вы сказали — их, — уточнил старьевщик.

— Их было пять, если мне не изменяет память.

— Пять, — повторил лавочник.

— Кого-то вы мне напоминаете, сударь… А не родственник ли господину Коховскому? — вглядываясь в лицо Бирюлева, осведомился крючконосый.

— Личные вопросы при торговле не уместны, — репортер повторил заготовку Червинского.

— И то правда.

— Жаль, что я снова ошибся адресом. Сожалею об отнятом у вас времени, — Бирюлев сделал вид, что собирается уходить.

— Погодите, сударь! Вы ведь хотели кое на что поглядеть?

— Смотреть впустую смысла нет. Я намерен купить — при условии, если это действительно то, что ищу.

— Так, может, сразу и проверите? Только цена, скажу сразу, немаленькая.

— Не имеет значения. Она здесь?

Крючконосый кивнул и направился к двери.

— Прежде закроемся.

Бирюлеву стало не по себе пуще прежнего. Придет ли Червинский?

Дыня опустил щеколду. Старьевщик, тем временем, достал что-то из-под стола.

— Ну вот.

Фигурка женщины высотой в две ладони, со схематичным скорпионом на голове. Когда-то она лежала в объятиях мягкой бумаги в одной из покрытых непонятными надписями коробок.

"Селкет" — прозвучал в голове голос отца. — "Покровительница мертвых".

— Да, это точно она…

— Шестьсот целковых, сударь.

У Бирюлева столько не водилось даже близко. И что теперь?

Он достал кошелек, сделал вид, что перебирает купюры, стараясь оттянуть время.

Где же они? Где?

В лавке было душно. Струйка пота, пробежав по лбу, скатилась прямо в глаз.

Дверь затрещала под ударом. Старьевщик схватил статуэтку — но спрятать уже не успел. В лавку вошел Червинский — и с ним пара городовых.

Наконец-то!

— Поставь на место!

Лавочник с ненавистью взглянул на Бирюлева.

— Вышла ошибка, господа, уверяю вас! Мне нужно сказать пару слов тому, кто у вас за старшего, — залебезил он.

Дыню, который метнулся к двери, прижали к полу.

— Вы промахнулись! — вторил он.

— Неужели? — Червинский взял в руки Селкет. — Разве не та самая, что украли из дома Коховского, а потом — из нашего участка?

— Она, она и есть, — пылко соглашался Дыня. — Но не в этом ошибка, в другом. Умоляю — выслушайте!

— Забирайте их.

— Да нельзя нам! — взмолился старьевщик. — Не губите, сударь! Не берите грех на душу. Давайте сразу все проясним… Иначе не жить нам.

— Есть только одна причина, по которой я могу о таком подумать: вы прямо сейчас скажете, откуда она здесь. И проведете нас к продавцу… А там будет видно.

— Так мы и без того на ваших работаем, — заметил старьевщик.

Бирюлеву почудилось, будто не только он сам, но и Червинский удивился.

— Оба?

— Ну да, — подтвердил Дыня. — А эту штуку обратно ваш и принес. Он в самом деле продать велел. Ыый, пустите, бога ради, дышать невмочь.

Ерзая по полу, он пытался вывернуться, но городовой удерживал прочно.

— Кто?

— Сыщик тоже… Тимофей Степаныч. Бочинский, кажется.