— Нет. Алекс что-то услышал из дома.
Продажные полицейские и преступница договорились заранее. Они друг друга стоили.
И прямо сейчас убийца — уже признавшая вину! — избегала расплаты.
Это сделала она! Елена! Бирюлев понял сразу, когда взглянул в ее безумные глаза. В тот первый миг актриса не обманула. Тогда она бы просто не смогла солгать.
Сборище отъявленных негодяев заставило сына убитого смотреть их гнусный спектакль.
— Каким образом Иванов убил господина Бирюлева?
— Ммм… Я не видела. Отошла и зажмурилась.
— Но других жертв Иванов задушил?
— Да.
— Все всегда происходило так? Каждый раз? Знакомство в кафе — дом жертвы — визит вашего спутника? — спросил Червинский.
— Все верно. Так.
— Но как же госпожа Павлова?
— Она обладала необычными пристрастиями, если вы понимаете, о чем я, — без запинки ответила Елена.
— Знаете ли вы некую прачку по фамилии Митрофанова?
— О, конечно. Одна из помощниц Алекса.
— Догадываетесь ли вы, отчего стали жертвой человека по фамилии Лаптев?
— Да. Думаю, Алекс ему велел. В наказание за то, что я не соглашалась и дальше принимать участие в его делах.
— То есть, он вам угрожал, но вы все равно отказались?
— Так и есть. Это ведь большой грех!
— Значит, Иванов нанял Лаптева и Митрофанову… И вынудил вас. Он опасный преступник, уже много лет находится в розыске. Полагаю, после вашего рассказа вы в опасности, госпожа Елена. Мы возьмем под защиту, как свидетеля.
Бирюлев встал, едва не опрокинув стул, и вышел в коридор, пропитанный скверными запахами лекарств, боли и нечистот. Помедлив миг, он поспешил на лестницу, столкнувшись с сестрой в белоснежной наколке.
Какая подлая ложь!
В эту минуту репортербы охотно продал душу за то, чтобы видеть, как на тонкой шее Елены — а заодно и обоих сыщиков — затягивается петля.
— Алекс точно бывает в двух местах: в моих апартаментах и в театре "Париж", у сквера. Не слишком далеко от вашего участка, если я правильно помню.
— В вашей квартире?
— Ну… Он тоже там живет, можно сказать. Да, вы все поняли верно. Давайте не будем развивать эту тему. Какой нынче день?
— Понедельник.
— В "Париже" сегодня вы его не застанете. По понедельникам представлений нет.
— Во сколько он приходит в театр?
— Ближе к вечеру. Незадолго до спектакля. По крайней мере, раньше было так.
Сыщики переглянулись.
— Полагаю, он вооружен и с ним могут быть сообщники? — спросил Бочинский.
— Думаю, да.
— Спасибо, госпожа Елена. Мы будем держать вас в курсе. А сейчас, полагаю, вам нужно отдохнуть.
— Да, я порядком утомлена. Извините.
Выйдя из палаты, Бочинский провел тыльной стороной ладони по губам, а затем закусил длинный седой ус — как обычно, когда бывал взволнован — и принялся размышлять вслух:
— Мы не можем ошибиться. Нужно действовать сразу и наверняка. Одно неточное движение — и мы его спугнем. Когда представится другая возможность — неизвестно… Нельзя и тянуть время. Они весьма непоседливы… Думаю, отправимся прямо завтра.
— Хорошо, — согласился Червинский.
— Я считаю, следует идти в театр. Это вызовет меньше подозрений, чем если мы будем отираться возле квартиры. Может и повезти — но, если его сразу там не окажется, Иванов нас заметит и тогда мы его упустим. Комнаты проверим, как только схватим. Там наверняка немало интересного… Так… Нам нужно подготовиться, чтобы застать его врасплох. Подойдем неожиданно, перед спектаклем — так, чтобы люди еще не успели собраться. Обойдем со всех сторон… И схватим его, будем надеяться.
Червинского тревожило предчувствие. Когда оно появилось? С чем связано? Сыщик привык доверять чутью, и старался понять причину беспокойства.
— Николай, кто рассказал тебе про театр? Помнишь, вы ходили туда с обыском?
— Да, мой агент уже давно что-то слышал.
— И как только ничего не нашли… Не умеешь ты работать с людьми. Ни с какими. Не слушаешь, не способен вывести на разговор. С твоими навыками нечего делать в полиции… Ты понимаешь, что упустил крайне ценные сведения? Иначе нам бы сейчас не пришлось идти на сделки.
— Мне очень жаль, — Червинский и сам понимал, что допустил со "Свистом" слишком много промахов.
— Что он за человек, твой стукач? Насколько правдив?
— Полагаю, вполне. Доверчив, словно ребенок. Наивен. Глуповат. Связался по случайности с дурной компанией… Но вы и сами его видели.
— Рабочий? Можешь поговорить с ним снова, так, чтобы это не выглядело намеренным?
— Да. Мы с ним каждый вторник встречаемся.
Бочинский улыбнулся.
— Отлично. Наведи его на те слухи о театре. Может быть, чего и вспомнит. Уточнит, когда Иванов приходит, в каком помещении обычно бывает, сколько с ним человек… А то, может, это и вовсе обман? Лукьянова все же не слишком надежна. К тому же, за то время, что ее не было, многое могло измениться. В общем, разузнай. Но будь осторожен, ничего не напорти! Мы и без того идем на риск — уж поверь. Я-то отлично помню, что творилось тогда в поездах.
— Сделаю, Тимофей Семенович.
Матрене досталось удобное место у стены: на нее можно опираться. Впрочем, если сидеть так достаточно долго, то мерный перестук колес начинал отдавать дрожанием в голове.