Невидимые

— Да, они такие, — Легкий, прищурившись, вгляделся в стакан. — А помнишь, как мы с тобой барышню делили из кареты в лесу?

— Помню.

— Расскажи, Легкий! — попросили молодые.

— Ну, я в ту пору был хорош. Она меня увидела — да как завизжит: все, я хочу к нему!

Стены вздрогнули от взрыва смеха.

— Ага, конечно. Все наоборот.

— В общем, лет десять назад… Да куда — уже все пятнадцать. Пили мы в "Муське". Все вернулись как раз — хвастались, кто чем, как водится. Ну, а мы шпаной еще были — остались не у дел. Вот Алекс мне и говорит: а пойдем прямо сейчас в лес да кого-нибудь тоже изловим. Ну и что — пошли. То есть поехали: взяли лошадей чужих, пока их хозяева в трактире пили. Глядим — карета на тракте. Догнали. Кучера, да еще второго, кто с ним сидел, сбросили, повозку в лес загнали, остановили. Внутри — барышня со шкатулкой. Ну, мы ее скорее с собой — тоже хвастать. Показали… А дальше что? Со шкатулкой все ясно — пополам. А с девкой? Она визжит, ни на кого глядеть не хочет. Если только — на меня.

— Да иди ты. Только на меня и смотрела.

— Решили мы ее на монету поставить. Так и так: он мне — у тебя дутая. Я ему — у тебя. Ладно. В карты сели — ну, тут опять с колодой неразбериха. Все, все подряд крапленые: и его, и моя, и трактирщика… Взяли чужую — того, кто первым вошел. Вот, играем — и я выиграл. Так Алекс в меня столом: дескать, все равно я его обвел. Ну поцапались крупно, да помирились потом.

— Это понятно, а с девкой что вышло?

— С барышней-то? Так месяца три я с ней забавлялся, а потом надоела — шибко шебутная да голосистая. На улицу выгнал. А там — кто ее знает: может, по рукам пошла, а может, к себе наверх уползла.

Новая ставка. И что это за квадратная дрянь в кармане? Вытащил, бросил на стол.

— Что такое? — спросил Легкий.

Ясно: карточка франта-газетчика, но объяснять лень.

— Забавная штука. Не нужна? Возьму.

— Бери.

Просидели столько, что счет времени потеряли.

Легкий в итоге напился пуще других. У Колеса остался. У него вообще многие чуть ли не на пол на сей раз повалились. Медведь к себе пошагал. А Алекс решил в свою квартиру вернуться.

Вышел, прикрыл глаза. Уже утро — солнце светило ярко.

Нажрался зверски.

Ноги сами собой принесли к театру. Матерясь, Алекс ввалился внутрь и кое-как дополз до сидений. Понедельник, кажется: должно быть пусто. Но как же. Отдохнуть не дали: Тощий да те двое, что Щукин нашел для охраны входа, принялись отвлекать разговорами. Сон прошел. Пришлось снова пить.

Потом они, наконец, исчезли. Алекс вытянулся на креслах, посмотрел вверх — в далекий темный потолок, что качался, и задремал.

— Алекс?

Надька? На днях он снова ее ударил — опять лезла с глупым нытьем. И что же она такое просила? Начисто вылетело из головы.

Распустила нюни и убежала — но теперь, видимо, передумала.

Алекс ухватил ее, рассчитывая, что за мягкость. Однако нащупал твердый корсет, под которым ровным счетом ничего не угадывалось.

— Ой… — она сперва отшатнулась, но потом замерла.

Алекс открыл глаза. Надоедливая сестра Тощего — некрасивая, серая, та, что все смотрела, как кошка.

Как же ее звали? Тощий точно как-то к ней обращался.

— Ну, что?

Алекс встал с сиденья. Видно, прошло много часов — уже стало куда лучше, чем утром.

Девка стояла напротив. От нее ничем не пахло… Скучно. И от Маруськи, и от Надьки — как и от всех шалав — всегда разило приторными духами.

— Что ты делаешь! Не надо! Пусти!

Унылая, привычная игра.

Ну, она могла бы и убежать, если бы так уж хотела. Он бы точно не стал ее догонять.

Но не стала.

* * *

Этот день был поганым с самого утра. Ровно с момента, как Алекс, пьяный до того, что на ногах не держался, ввалился в театр.

И чего же только не пришлось сделать.

Сначала Макар бегал на улицу за едой. Буфет за выходные опустел. Но тут оказалось, что пироги уже не нужны, а хочется водки. Пошел за ней… Потом за вином.

Дальше Макар читал со сцены стихи, что учил в реальном да не позабыл. Но Алекса — хотя это была именно его затея — они разозлили так, что он с полчаса крыл Макара, на чем только свет стоит.

Пришлось спеть. Да что там — разве что не сплясать вприсядку.

Алекс давно выпил больше, чем полагалось для добродушного настроения. И теперь он просто бесился, швырял — признаться, метко — всем, что под руку попадало.

И все никак не мог угомониться и уснуть, наконец.

Увы, по понедельникам актеры не появлялись: надеяться на то, что он займется ими, не приходилось.

Когда Макар вернулся после очередного поручения, Алекс, покачиваясь, стоял в конце зала и целился. Прищурил левый глаз. Раз, раз… Две лампы над сценой осыпались дождем осколков. Осталась только одна.

Макар прежде не видел, как кто-то стреляет. Здорово! Вот где настоящий спектакль. Даже более впечатляюще, чем с замками — несмотря на то, что стрелок пьян в стельку.

— Ну, куда стрелять?

— В середину.

— Тьфу… Слишком просто.

Раз… В кресле в первом ряду появилась дыра.

— Вот это да!

— Хм… Умение не пропьешь.

Алекс ухмыльнулся — очевидно, весьма довольный собой.

Резко обернувшись, он приставил ствол ко лбу Макара.

Говорят, что ко всему можно привыкнуть… Наверное. Со временем. Когда-нибудь.