Невидимые голоса

– Ты какая-то неблагодарная. Я все для тебя делаю, выполняю все твои сраные хотелки.

Но я ничего не хотела. Разве что залезть на кровать с ноутом, включить сериал и есть чипсы прямо на одеяле. Или купить бутылку рислинга, выпить половину, напялив разглаживающую маску для лица – хоть как-то компенсировать отечность. Паша почти перелез на пассажирское, пытался заглянуть мне в лицо (мы все равно не ехали, пропустили уже черт пойми сколько зеленых). Паша не верил, что мне стыдно, и вдавливал меня в кресло своим голосом. А ведь мне было стыдно – мучительно неудобно.

– Ты могла бы уже сто раз меня поддержать.

Механическая коробка скрежетнула, машина качнулась еще на полметра вперед, и я вместе с ней – не выдержала. Слезы уже не спрашивали, они рвались из меня судорожными толчками. Я сложилась пополам, как сушилка для белья, и попыталась засунуть лицо между ног, чтобы ляжками приглушить всхлипы. Паша перехватил меня за шиворот по пути, воткнул пальцы мне в подбородок и подтянул к себе. Я пыталась вывернуться, кричала что-то про «не трогай, не трогай же», но его руки (сильные, жесткие) придушили меня объятиями. Паша всегда успокаивал насильно, прижимал покрепче, говорил ласково, какая я дурочка, миленькая-маленькая-дурочка. Мне было тяжело дышать, потому что он сдавливал своей любовью шею, грудную клетку, я умывалась слюнями. Мой взгляд теперь метался от руля, на сиденье, к двери. Я посмотрела на пимпочку и про себя улыбнулась: вот она. Кнопочка блокиратора на месте, важно торчала из двери. Я рванулась к ней, Пашино предплечье напряглось на секунду, потом отпустило, я дернула автоблокиратор и вывалилась на дорогу, долбанув дверью соседнюю машину.

– Дура, ты че?! – вылетело из Пашиной машины. Загорелся зеленый, другие машины медленно поползли мимо, меня материли. Я распласталась жопой и разъехавшимся пальто по асфальту и рвано засмеялась.

Открылась.

Евгения Некрасова Прививка

Люди идут. Летом идут. Легко одеты. Парад, но странный, на дороге в лесу. Лето хорошее, не жаркое, но и не холодное, без воды с неба. Люди чаще всего дети и женщины и немолодые. Идут. Все несут что-то по чуть-чуть. Чемоданчик. Или тюк. Или кастрюлька. Идут ловко и бодро. Одежда у многих солидная и даже нарядная, но потрепанная, несвежая. Идут не первый день. Девочка ступает в сандаликах, кофточке на платье. Ей восемь, трубе, которую она несет, – пять. Труба, когда была присоединена к прямоугольному телу-механизму, пела своим горлом. Теперь ее, как самое ценное в доме, забрали. Доверили нести девочке. Тело-механизм-то ладно, можно прикупить, а горло бесценное, из важного металла. Девочка несет его как корону на вытянутых, когда сильно устает, прижимает к своему тощему животу. За металлическим бутоном пустого горла девочку почти не видно. Девочка почти счастлива, потому что не одна. Она вместо горла напевает. Рядом мама идет как раз с некрупным кожаным чемоданом. Прямая, бледная и строгая. Не из-за их похода, а всегда. Она в платье, ботинках, тонком плаще. Но девочка не только с мамой. Вот же ее брат шагает. У него точно парад. Брюки, рубашка, курточка, в руках тюк. Из-за него девочка и мама не сели на поезд в городе. Он сказал, что никуда не поедет, а останется бить врага. Этому его учили с рождения: папа (до своего ареста), отчим, школа. В пионеры брата не взяли все же из-за отца-врага, хоть отчество и фамилию мама детям поменяла. Но обещали, что, может быть, еще и примут, если он докажет. Брата послушались они обе – девочка и даже строгая мама. Из-за него остались. Брату же уже двенадцать. Они идут. Не хотели покидать город, но их уговорили приятели – отдыхающие из Ленинграда, семья-рифма: тоже дочка возраста девочки, сын возраста брата, мама возраста мамы. Детям и женщинам удобно дружить со своими совпадениями. Девочка, мальчик, мама – темненькие, а девочка-рифма, мальчик-рифма и мама-рифма – светленькие.

Не больше чем на месяц, решили обе семьи. Мама-рифма тоже несет чемоданчик и чайник. Брат-рифма несет два небольших тюка. Дочка-рифма тащит круглую коробку из фанеры перед собой. Молодые женщины переговариваются редко, про еду, тепло, ночлег. Что-то на губах промелькивает про мужей. Мечтают дойти до станции в Беларуси. Оттуда их отвезут в место, где тихо и нет врага. Санаторий в доме, где раньше была усадьба. Она еще не занята. Говорят детям не шуметь, не отставать. Мальчики мечтают увидеть врага и немного боятся. Девочки видели недавно лося и обсуждают его потихоньку. Например, можно ли его поймать, уговорить и на нем ехать. Обе девочки на нем точно бы уместились. Тут стреляет воздух, раз – в стороне, два – совсем рядом с парадом людей. Парад кричит по-женски и детски, сбивается сначала в сторону, потом выгибается и слипается. Из леса появляется враг. В форме десяти вооруженных человек. У врага оказываются автомобиль и мотоцикл с люлькой. Девочка раньше думала, что в таких возят маленьких детей, потому что люлька, потом оказалось, что взрослых людей. Враг кричит горлами вооруженных мужчин.