Невидимые голоса

Я захандрю из-за мороженого, снова увижу подлетевший от нервотрепок сахар, расплачусь из-за любимой мысли «ну почему я?» или нестареющей и бессмысленной «за что?». Глупые вопросы, не желающие уходить из головы. Я снова поглажу Телового сквозь свитер и шмыгну носом.

– Ты можешь хоть раз меня поддержать?

– А ты себе для чего тогда нужна? – сварливо проворчит он.

– Чтоб плакаться.

– Ну и плачься тогда. А я лучше напомню, что…

И он снова будет брюзжать, а я снова буду доказывать зеркалу, что нормальная. Закрываться от людей или бесстрашно выходить, не пряча исколотые пальцы или пробуравленные капельницами вены. Жить с диагнозами и бесконечно подыскивать новые лечения.

Да, болезни никуда не денутся. Но я научусь быть счастливой и с ними и обязательно этой счастливой буду. Осталось убедить в этом Телового.

И конечно же, саму себя.

Людмила Жуковская Горгулья

Я возвращаюсь проведать свой город, маленький и пыльный. Летом он весь залит солнцем, по улицам бродят только растерянные матери с колясками. Дети играют в песке. Вот мой дом – девять этажей, серый кирпич. Рябина под окном – пока еще зеленая. Я брожу, задумавшись, и оказываюсь вдруг перед высоким острозубым забором: ворота закрыты. Во дворе – нежно-голубое трехэтажное здание. Стены его напоминают цветом старую мозаику – они состоят из мелких бледных плиток. Что-то тревожит меня. Я начинаю вспоминать: песок, камень, земля… То же здание, но десять лет назад. Усмехаюсь про себя: на моей личной карте города на него следовало бы повесить мемориальную табличку «Здесь родилась, жила и умерла Горгулья».

…Зима, 2011 год. Я ставлю будильник на пять утра, чтобы проснуться и понять, что мне не надо никуда идти. Это моя маленькая тайна. Спать еще два часа или лежать в темноте и смотреть, как тени от фар бродят по потолку. Идет снег – он всегда был и всегда будет. Мир замерзает – узоры проступают на оконном стекле. Когда меня спрашивают, кем я хочу быть, я лгу: говорю, что буду врачом или учителем. А на самом деле я просто не верю, что не умру. Мне все кажется, что жизнь моя закончится раньше, чем школа.

некрасивая, какая же ты некрасивая, мне стыдно сидеть с тобой, что на тебе за туфли, у меня такие бабушка носит

Я встаю и сажусь к столу. В первом ящике четыре маленьких лезвия, извлеченных из безопасной бритвы. Я достаю одно, верчу в пальцах. Потом прижимаю к предплечью и слежу, как выступают капельки крови. Прижимаю еще раз и смотрю не отрываясь: это я, это мое тело, вот оно чувствует боль, значит, оно живое. Значит, я еще здесь. За полторы четверти шестого класса руки мои покрылись ожогами и порезами. Теперь я могу заплакать – звенит стекло, приходит большой ветер. Остается несколько минут, а затем прозвенит будильник и начнется день. День – это плохо.

уходи, вали отсюда, вот мы тебя встретим, и тогда тебе мало не покажется, что ты смотришь на меня, прекрати пялиться

У меня нет ни одних джинсов – только юбки. Мама шила их сама. Девочке, особенно христианке, полагается ходить в юбке. Я вхожу в класс и слышу, как они смеются.

– Как у тебя может быть парень? Ты ведь такая… унылая, – говорит моя соседка по парте.

Ее зовут Яна, у нее золотисто-рыжие волосы. Мне обидно, но мне нравится смотреть на нее. Я не отвечаю. Парня у меня нет – я его выдумала. Я постоянно лгу, что бы они у меня ни спрашивали. Я придумываю себе других родителей, сестер вместо братьев и злую бабушку. Не только из-за того, что хочу защититься, – я оборачиваюсь на себя и не помню, кто я.

Пересказываю этот разговор маме и вижу, как она хмурится.

– Проще надо быть, а то у тебя так никогда друзей и не будет.

Я смотрю на нее с тоской, я теряюсь в пространстве. И с этого дня начинаю придумывать еще и друзей.

Я ношу уродливый ортопедический корсет – над лопатками торчат его стальные ребра. Учительница останавливает меня в коридоре и спрашивает, почему я так странно хожу; я отвечаю, что у меня одна нога короче другой. Она говорит, что это заметно. Я стою у холодной зеленой стены и смотрю, как они проносятся мимо меня – такие живые и активные, а из меня как будто выпили жизнь. Я едва могу ноги переставлять. Лечебная гимнастика, ортопедические стельки, потные ладони. Кто-то ждет тебя в снежном поле за школой, и ты всегда обходишь его десятой дорогой. Мои маленькие молитвы: хоть бы кончился день, хоть бы заболеть и никуда не ходить. Упасть по дороге, и пусть снег занесет меня. Позже я узнала, что можно было мечтать о собственных похоронах, но мне всегда хотелось, чтобы тело мое не нашли.

никто и никогда тебя не полюбит, пацаны, кто последний – тот будет с ней целоваться

Я – горгулья, урод с длинными руками.

– Я красивая? – спрашиваю я у мамы, с беспокойством разглядывая себя в зеркале.