Невидимые голоса

Оно как будто покрыто пеленой. На себя смотрю, а себя не вижу. Что такое я, почему «красивая», а не «красивый»? Человек по ту сторону зеркала не похож ни на девочку, ни на мальчика – его сложно назвать красивым, у него мелкие тонкие черты лица и странное неживое выражение.

– Ты нормальная.

Точно не «нормальная». Я растягиваю пальцами уголки рта – получается жутко. Жаль, что они все меня не боятся.

Мне снится Бог, лицо у него холодное и осуждающее, как у Спаса Вседержителя. Он сидит на крыше моей панельной девятиэтажки. Он очень большой, его тело завернуто в складчатую зеленую ткань. Я иду по улице, но она очень длинная, мне никак не пройти мимо него. Он ничего не говорит, но я чувствую, что он знает всё: о чем я думаю, о чем пишу в дневнике, о чем говорю сама с собой по ночам. У него тонкие, презрительно изогнутые губы.

Я – горгулья, горгульи не живут на свету, и люди не любят их. Они говорят: «Уйди от нас, от тебя пахнет». Они говорят, что я странная – они говорят обо мне, когда я сижу на перемене над книгой, они воруют мои рисунки и прячут мою обувь. Смеются над тем, как я злюсь.

Горгулья шипит и разрастается, я вижу ее в зеркале: рот кажется еще тоньше, глаза – у´же и темнее, и железные ребра корсета превращаются в недокрылья – слишком маленькие, чтобы улететь.

вали от нас, это для нормальных, не подходи, мне противно, меня сейчас вырвет

«Убей ее, она не должна жить», – говорит голос в моей голове, и лезвие входит глубже, и темно-красный след проступает на предплечье – на этот раз с внешней стороны, почти у локтя. Я наклоняю голову, выгибаю шею: такой маленький след, а так много крови.

Долгая-долгая зима, уроки, книги, их голоса, когда они запирают тебя в раздевалке, – гулкое эхо в рекреациях. Ты учишься убегать, садиться на самую заднюю парту, прятать лицо, исчезать раньше, чем станут искать. Ты знаешь все потайные углы, все книги, которые могут спрятать тебя. Смотришь на одноклассников как на диких странных существ, чужих и опасных. Перестаешь запоминать уроки, хватаешь двойки. Недовольное лицо мамы – пробуждение в темноте – кошмары – ночнушка, прилипающая к спине, – кровь на пальцах.

И представляешь, как горгулья кожа падает с тебя, как панцирь. Прямо во время урока, да так, чтобы под ним вдруг оказалось сильное здоровое тело. Девочка или мальчик, но не горгулья – кто-то живой.

хоть бы ты умерла, я видеть тебя не могу, сдохни, да зачем ты вообще, ты на человека-то не похожа

Я лежу на мате в углу спортзала – меня опять не взяли ни в одну команду. В потолке окно, защищенное сеткой, – похоже на решетку. Снег еще падает, он занесет нас всех. Я не выйду отсюда никогда, я никем не стану – я врасту в эту стену и проступлю на ее фасаде, и кто-то раскрасит маркером мое каменное лицо.

Выхода нет – однажды ты просто вырастаешь, становишься сильным, злым и веселым, проходишь сквозь стены, уезжаешь из города. Но когда ты снова оказываешься у этого забора, тебе кажется вдруг, что горгулья осталась внутри навсегда.

Диана Шаматава Деда эна [5]

Мы сидим в моей съемной люберецкой квартире, перед нами две кружки чая и две тарелки с принесенным тобой пеламуши – Леша уехал по делам в другой город. Это один из редких случаев, когда я позволила тебе навестить меня, – ты часто напрашиваешься приехать в гости, подкупая помощью по дому, хоть и понимаешь, что я не соглашусь тебя позвать. Но в последнее время я думаю соглашаться почаще: сейчас мне нужны мудрость и поддержка – а от кого же я могу это получить, если не от тебя, моя мама, женщина троих детей?

* * *

В детстве я всегда с гордостью говорила всем кому не лень о том, что у меня есть сестра, которая всего на два года младше меня, и брат, который младше меня на шесть лет, но он скоро подрастет и будет играть вместе с нами. А еще у моих мамы и папы по трое родных братьев и сестер, хоть они и живут не здесь.

Пускай у меня не было многих вещей, которые были у моих одноклассников, но у меня было то, чего не хватало многим из них. Мне хотелось в это верить.

* * *

– Ну что, ты решила, как назовешь ребенка? – спрашиваешь ты, делая глоток чая. Ты задавала этот вопрос уже сто раз, но никогда не устанешь задавать его в сто первый – как будто боишься, что я не поделюсь с тобой этим. Как твой муж, который не посвящал тебя в свои планы. А может, ты просто хочешь вести разговор по знакомым тропам. И я так же знакомо отвечаю тебе, что нет, мы с Лешей пока не решили.

* * *