Невидимые голоса

В день моей свадьбы я сидела в комнате с закрытыми глазами. Меня впервые в жизни красила визажистка, и я думала, что умираю. Мне было безумно страшно. Я осознавала, что стала центром происходящего. Не муж, который стоял у самодельной арки, не подруга, разыгрывающая роль пастыря, не гости, притворившиеся, что росписи еще не было, а я – чистая, прекрасная невеста. И начать это представление со мной должен был ты. Я думала, что не смогу, что запутаюсь в платье и упаду, стоит сделать шаг из этой комнаты. Мама принесла бокал шампанского, я выпила залпом. Ты ждал у выхода. «И как нам идти?» – только и спросил ты.

С невестой следовало отдавать хорошее приданое, его начинали готовить с рождения: одежда, домашняя утварь и другое, – чтобы в первое время мужу не пришлось много вкладывать в жену. К списку могли прибавиться земля, дом, скот. Ты так много трудился: в детстве разгружал уголь с отцом, потом работал на двух сменах, выбирал ночные дежурства, не отказывался от длительных командировок. Ты экономил, копил, построил дом, вырастил двух дочек (засчитано за одного сына). В усадьбе Марии Тенишевой в Смоленской области около списка ее приданого ты улыбаешься и шепчешь моей старшей сестре: «Ничего, у тебя тоже хорошее приданое». Это правда – учитывая, что ты вырос в бараке на окраине Щербинки, а сейчас вы с мамой помогли купить нам квартиры, помогли сделать в них ремонт. Перед тем как ты приезжаешь в гости, я выдраиваю квартиру до идеальной чистоты, чтобы не услышать нарочитый вздох над подтеком в раковине. Ты не должен подумать, что я неблагодарна и отношусь к твоим подаркам как к должным. Чистота – это мой способ отблагодарить тебя.

Когда я разводилась, то не представляла, что тебе сказать. Я как будто проиграла тебе, ведь ты оказался прав. В какой-то момент мама просто передала, что ты в курсе и не против, учитывая обстоятельства. Я знаю, как много в этом было ее работы. Но кажется, что именно после этого ты совсем перестал спрашивать, как у меня дела. Видимо, из опасений, что я отвечу что-то искреннее.

Мы больше не живем вместе, не живем рядом. Но вот мы снова идем по Щербинке, в мою начальную школу – выбирать президента. Это часы наших общих задач: надо включить сознание и показать, что шестеренки умеют думать. Ты шестеренка, которая помогает движению танка, я – которая пытается двигаться в противовес. Получается смешно, и ты ухмыляешься моим попыткам.

Я встречаю своего одноклассника Вову, у него на плече красная повязка дружинника. Вовчик (так его звала даже классная руководительница), это же ты нарисовал мне валентинку в шестом классе? Вовчик, когда мы успели так поразниться? «Привет», – киваю ему, прохожу мимо. На углу встречаю Олю Гжель. Она одета в бежевый стильный костюм, на согнутой руке дизайнерская сумка, я видела в инстаграме, что она вышла замуж за аккуратного парня, видимо бизнесмена. «Ну как? За кого проголосовала?» – спрашиваю. «Я в политику не вникаю. Мы власть поддерживаем». «Ох, Щербинка, за что ты так со мной», – проносится мысль. Ты ухмыляешься.[6]

Я смотрю на тебя: а ты бы так сделал? Указал бы мне, за кого голосовать, если бы я спросила? Ведь ты не просто за власть, ты в этой власти, ты ее часть. Ты знаешь ее изнутри. Но ты же честный, папа, да? Мне хотелось бы спорить с тобой, обсуждать и в итоге разобраться и понять. Но мы молчим. Иногда в этой духоте снова становится нестерпимо, я пытаюсь проткнуть ее, как пузырь, спрашиваю: «Пап, а ты видел последнее расследование?» Ты хмуришься, отмахиваешься, потом все-таки отвечаешь, и я с ужасом угадываю аргументы из телевизора. Я холодею, ты говоришь: «Понятно, во что ВЫ верите». Кто мы, папа? «Начитались иностранных СМИ, а вас надули». Угадываю интонацию президента. Нет, нет, показалось. Между вами больше различий, чем сходств. Нет, нет.

В последние одиннадцать минут 2020-го я закрываю уши, чтобы не слышать, что он говорит, скрестив руки под пальто, на фоне Кремля. Ни постиронично, ни скептически, никак. Я боюсь узнать тебя. Потому и страшно. Потому и страшно.

В первые минуты 2021-го я все же узнаю отца. Но не своего, а своей подруги А. После боя курантов она вдруг выбегает из-за двери в красном халате и с белой бородой. Без стеснения хриплым голосом требует стихи и песни за подарки. Гости – оппозиционные журналисты – переключают ироничный взгляд с телевизора на нее, но она голоса не меняет. Всем волей-неволей приходится вспоминать стихи и танец «Яблочко». Отец А. может прикрепить ручку к дверце наоборот, а еще поставить втайне от всей семьи моноспектакль и разыграть всю семью. Родные смеются и часто закатывают глаза со словами: «Ну что на этот раз учудил». В этот Новый год я пришла в восторг: вот же, это он. В моей подруге.

Отцы в моих подругах. Подруги в их отцах. Повлиявшие присутствием или отсутствием. Это ты говоришь? Или он?