Невидимые империи [Тайные общества старого и нового времени на Западе]

В 1806 г. какой-то авантюрист создал Орден милосердия, якобы являвшийся новой формой Ордена тамплиеров. Членам ордена сообщалось, что тайным главой нового общества является сам император. Этот орден разоблачил другой шарлатан — португалец Нунес, «разъяснивший», что папа после уничтожения тамплиеров предписал португальской части ордена именоваться «Рыцарями Христа». На основе этого в Париже удалось учредить одну ложу и командорство. Но тут в дело вмешалась императорская полиция, и затеянная Нунесом афера с «Рыцарями Христа» провалилась. Сам он был выслан. Тогда же возник Орден тамплиеров, руководимый бывшим семинаристом, а позднее санитарным инспектором Фабром-Палапратом. В 1810 г. на запрос «Великого Востока» об обрядах нового ордена тот ответил, что не поддерживает никаких связей с масонством. Наряду с этим орденом, просуществовавшим до 1845 г., возникали и другие подобные ему так называемые тамплиерские ордены ²².

Особого внимания заслуживает общество «Филадельфы» (оно последовательно принимало названия Адельфов. Величественных священных учителей).

Невыдуманные «Филадельфы»

Выше уже говорилось о том, что успех масонов вызвал много подражаний. Создавались все новые ордены, копировавшие организационную структуру масонства. Не было недостатка и в попытках использовать масонские ложи, их ритуалы и символику как своеобразную ширму для создания тайных политических союзов. Историк нередко оказывается в большом затруднении, пытаясь определить границу между собственно масонскими организациями и обществами, принявшими масонское обличье.

В этом рассказе речь пойдет об очень запутанной истории. В пестром клубке оборванных нитей и противоречивых показаний, в лабиринте эпизодов, допускающих двоякое, если не троякое истолкование, все направлено к тому, чтобы укрыть от постороннего взора громоздкий механизм, раскручивающий пружину сложной интриги. Предстающая перед глазами исследователя картина, полная неясностей и белых пятен, причудливо отражает противоречивые тенденции тогдашней международной обстановки, особенности «тайной войны», в которых проявлялись эти тенденции. Активность подпольной республиканской и роялистской оппозиции против Наполеона сплеталась с борьбой разведок; пороки беспринципность, как в классической драме, строили козни против неподкупной добродетели, низменная провокация пыталась извлечь выгоду из душевного благородства и готовности к самопожертвованию, а хитроумный обман справлял бесславное торжество над обманутой хитростью в результате головоломных комбинаций, казалось бы досконально изученных учеными, а на деле остающихся загадкой в самой своей основе.

… В ночь с 22 на 23 октября 1812 г. дождь лил в Париже не переставая. Потоки воды обрушились на город, затопляя его опустевшие темные проспекты и переулки, бульвары и сады, окутывая густой пеленой спящие дома. На вымерших, пустынных площадях, улицах, набережной Сены часовые стыли на своих постах у правительственных зданий, военных учреждений и складов. У казармы на улице Попенкур в карауле стоял рядовой десятой когорты Национальной гвардии Буден. Что и говорить, занятие не из приятных — проводить на ногах долгие часы в сторожевой будке в глухую ночь, в сырое осеннее ненастье. Но и это было лучше, чем замерзать в снежных сугробах далекой России, где находились сотни тысяч солдат Великой армии во главе с самим императором. Надо было благодарить судьбу за то, что Будена признали негодным к строевой службе в действующей армии и зачислили в Национальную гвардию, оставшуюся на родине, и надеяться на то, что его и впредь не оставит удача. Ведь начальству недолго и передумать, тем более что от императора следует одно за другим повеления о наборе рекрутов для заполнения поредевших полков и гарнизонов, разбросанных по всей Европе. И тогда надолго прощай родной Париж, куда и вообще вряд ли суждено будет вернуться живым, разве что беспомощным калекой, обреченным на голодное существование. Это были совсем не веселые думы, и Буден постарался отогнать их, подбадривая себя мыслью, что приближается время смены караула. Когда до этой долгожданной минуты осталось совсем немного, солдат отчетливо услышал мерный шум шагов. К караульной будке приближались три человека, еще плохо различимые сквозь завесу дождя. Нет, это была не смена, скорее всего патруль военной комендатуры, который проверял посты и записывал заснувших часовых.

— Кто идет? — крикнул Буден.

— Патруль командования, — ответил один из незнакомцев и произнес несколько странный, но тем не менее действовавший в ту ночь пароль: — Заговор.

Буден дернул за шнур звонка, вызывая начальника караула. Прошло не так уж мало времени, прежде чем в воротах казармы показался заспанный сержант.

— Что случилось? Что вам угодно? — спросил он.

Закутанный в плащ неизвестный в генеральской треуголке с плюмажем приказал:

— Патруль командования. Открывайте дверь, и поскорее, нельзя терять времени.