Как бы заранее отвергая отождествление Невидимых с иллюминатами, Ж. Санд рассказывает о связях, которые были у героев романа с руководителями этого ордена как совершенно другой организации. И далее добавляла, что не удалось «установить, в какой части Германии находилось заколдованное поме стье, где, под прикрытием шумных празднеств и охоты, некий вельможа, так и оставшийся безымянным в наших документах, являлся соединительным звеном и главным двигателем социального и философского заговора Невидимых»43
.Много места занимали тайные союзы и в романах Александра Дюма. Замечательный рассказчик был переменчив в своих политических воззрениях, а поскольку дело касалось его исторических романов, он неизменно готов был пожертвовать своими взглядами ради построения эффектного сюжета. Он часто дарил свои симпатии тем, кто сыграл достаточно неприглядную роль в истории Франции. Если в цикле романов о религиозных войнах («Королева Марго» и др.) его симпатии на стороне Генриха IV, то в «Трех мушкетерах» они отдаются тем, кто противился продолжателю его дела, — кардиналу Ришелье и врагам английской революции.
В романах же о кануне Великой французской революции и времени самой революции симпатии Дюма уже целиком принадлежат реакционным силам Франции. В этих романах Дюма полностью в плену у аббата Баррюэля, легенды о масонском комплоте и об агенте заговорщиков, о повелевающем сверхъестественными силами Калиостро, который пророчески предрекает крушение французской монархии. По указанию таинственных «высших руководителей» Калиостро открывает путь для революционной стихии. Так, в прологе своего романа «Ожерелье королевы» Дюма описывает обед в 1784 г. у старого маршала Ришелье, во время которого Калиостро не только убеждает собравшихся, что он был знаком с героями Троянской войны или с египетской царицей Клеопатрой, но и предсказывает (подобно Казотту в рассказе Лагарпа) трагическую судьбу своих аристократических собеседников. А английский романист Уилки Коллинз, напротив, наделял зловещего персонажа своего романа «Женщина в белом» графа Фоско (который кроме прочих преступлений также шпионил за революционерами) титулом «гроссмейстера мальтийских масонов Месопотамии».
Масонские и антимасонские легенды XVIII и XIX вв. самым причудливым образом переплелись с мифами реакционного национализма, быстро набиравшего силу в европейских странах, причем как клерикально-феодальной, так и буржуазной его разновидности.
Козням масонства приписывали и снижение влияния религии и церкви, которую объявляли «душой нации», и утверждение идей республиканизма в ущерб интересам трона и алтаря, и мнимый подрыв национальных устоев, якобы проявлявшийся в интернационалистских принципах, которых придерживалось революционное рабочее движение, и неудачи и поражения, которые терпела «своя» страна в борьбе против соперничавших с нею государств на международной арене. Все новшества мифологии секретных обществ немедленно усваивались воинствующей националистической идеологией, и, наоборот, измышления пророков национализма тут же находили отзвук в постоянно модернизируемых, приспосабливаемых к меняющейся обстановке масонских и антимасонских мифах. При этом, щедро заимствуя многое из масонских легенд, националистические идеологи одновременно стали главными поставщиками антимасонских вымыслов. Глашатаи шовинизма находили в масонских легендах подходящий материал для доказательства восходящего к седой древности «превосходства» и «исключительности» собственной нации, а в антимасонских сочинениях обоснование необходимости разоблачения заговоров против нее, которые уже столетиями подготовлялись тайными орденами. Мифы плодили мистификации, порождавшие новые мифы.