Невидимые империи [Тайные общества старого и нового времени на Западе]

…В июле 1867 г. парижский Институт (Академия наук) торжественно праздновал свое двухсотлетие. Один из наиболее видных ученых, автор многих работ по истории геометрии Шаль, подарил Академии по случаю юбилея автографы четырех неизвестных писем видного драматурга Жана Ротру, адресованные кардиналу Ришелье, многолетнему фактическому правителю Франции при короле Людовике XIII. Из этих писем выяснилось, что кардинал еще в начале XVII в. размышлял об объединении под одной крышей гуманитариев и естествоиспытателей. Дар Шаля был принят с большой благодарностью, тем более что до того времени никто не видел рукописей Ротру. А на следующем заседании Института собравшихся ждал сюрприз — Шаль познакомил их с двумя письмами и четырьмя другими документами, написанными самим Паскалем. Письма были адресованы знаменитому английскому химику Бойлю. Но это еще не все. На двух последующих заседаниях Шаль продемонстрировал письма Паскаля Ньютону, письма матери Ньютона Паскалю и еще много других таких же драгоценных документов. А содержание их было уже совсем сенсационным — из них явствовало, что не кто иной, как Паскаль, побудил одиннадцатилетнего Ньютона к занятию математикой и вдобавок изложил пытливому ребенку результаты своих прежних научных изысканий. В числе этих «результатов» был, оказывается, закон всемирного тяготения, впоследствии создавший Ньютону славу в веках!

Легко понять впечатление, какое произвели эти «письма Паскаля» на научный мир, какое это было торжество для всех занятых раздуванием националистических настроений в эти последние годы бонапартистской Второй империи, накануне ее позорного крушения. Правда, вскоре стали слышны аргументы скептиков, продиктованные чувством уязвленной национальной гордости. Физик Брюстер из Эдинбурга, биограф Ньютона, отметил, что в сохранившемся обширном архиве ученого нет ни одной строчки, в которой фигурировало бы имя Паскаля. Подлинность писем Паскаля, добавлял Брюстер, можно будет установить только после изучения их экспертами — хранителями ньютоновского архива. Подозрительным показалось Брюстеру, что мать Ньютона подписывалась Анной Эйскаф, а не Ханной Смит, как она именовалась после второго замужества. Директор астрономической обсерватории в Глазго Грант доказал, что сообщаемые в письме Паскаля цифровые данные о Солнце, Юпитере, Сатурне и Земле соответствуют цифрам, приводимым в издании трудов Ньютона, опубликованных в 1726 г. Французский исследователь Паскаля Проспер Фожер обратил внимание на то, что в письмах упомянут кофе. Паскаль умер в 1662 г., а кофе впервые был привезен в Париж турецким послом Солиман-агой только через семь лет, в 1669 году…

Шаль нисколько не был обескуражен этими возражениями и разоблачениями. У него имелся целый ворох доводов — и каких! Он представил Институту массу документов современников — сестры Паскаля, королей Людовика XIII и Людовика XIV, английского короля Якова II, поэта Мильтона и других, из которых явствовало, что Ньютон всегда завидовал Паскалю, а также Декарту, работы которых он присвоил. 7 октября 1867 г Шаль явился с еще одним пакетом документов — на этот раз письмами Галилея к Паскалю, из которых следовало, что французский ученый представил на рассмотрение своего прославленного итальянского собрата соображения по поводу закона всемирного тяготения. Астроном Грант тут же выявил в письмах две ошибки: в них упоминалось о спутнике Сатурна, открытом лишь много позднее, в 1655 г., голландцем Гюйгенсом, и явно не учитывалось, что Галилей ко времени «написания» им писем уже четыре года был слепым. Шаль сумел ответить и на эту британскую каверзу. Он представил новое письмо, из которого явствовало, что Галилей, потерявший зрение лишь частично, распространял сведения о своей слепоте с целью ослабить рвение преследовавших его инквизиторов. Он наблюдал Сатурн в подзорную трубу, которую завещал Паскалю, а тот Гюйгенсу.

Эти письма производили переворот в истории науки — она становилась именно такой, какой ее хотели бы видеть некоторые из наиболее горячих глашатаев галльского шовинизма. Подлинность писем признали весьма влиятельный член Института Тьер — бывший министр и будущий палач Парижской коммуны — и руководство Академии. И это несмотря на то, что Шаль отказывался назвать имя человека, доставившего ему эти бесценные сокровища, и даже предоставить для обозрения все находившиеся в его распоряжении манускрипты.

В апреле 1869 г. Шалю в печати было брошено обвинение в том, что значительная часть его «писем» и «заметок», якобы принадлежащих Паскалю, являются просто извлечением из