Невидимые узы [Литрес]

Чуть позже задержанного снова допросили, сопоставив его версию с другими – в частности, с показаниями свидетеля. Он ни в чем не был уверен. Может, проститутка и не садилась в машину, а вела переговоры, стоя на улице… Он не собирался затаскивать ее силой. Какие у него были намерения? Да никаких. Успокоить ее и поехать в отель, как договаривались. Несмотря на послужной список и психологический профиль, у сыщиков были все основания поверить ему: за попытку похищения человека дают 20 лет тюрьмы, а судьи неизбежно примут во внимание его прошлое. Лекуэн потеряет работу и вернется в тюрьму – мысль об этом была ему невыносима. Патрис зарыдал, сквозь слезы проклиная все на свете. Почему люди ополчились против него? Зачем он только родился? Его жизнь – ад, нужно с ней покончить и отправиться в какой-никакой, но рай. Он не произнес слово «самоубийство», но его намеки звучали недвусмысленно. Полицейские, привычные к подобным спектаклям, все же почувствовали себя неуютно. Не желая дольше терпеть этот гадкий суицидальный шантаж, они отправили задержанного обратно в камеру под предлогом оформления протоколов. Дело как таковое их не зацепило, однако надо было провести многочисленные перепроверки его причастности к трем делам об исчезновениях, что позволило продлить срок предварительного задержания.

Получив ордер, группа провела тщательный обыск в доме Патриса Лекуэна. По просьбе подозреваемого полиция не стала «афишировать его в городе». Они припарковались перед подъездом, не выключая двигатель, а он вышел из машины без наручников в сопровождении Делестрана и Бомон, которых провел на четвертый этаж. Двое других членов группы присоединились к ним после того, как отогнали машину в сторону. Когда Патрис освободился, ему выдали ключи от квартиры, в которой он жил с матерью. Она умерла за пятнадцать месяцев до его выхода из тюрьмы. Еще одна несправедливость – суд отказал в специальном разрешении присутствовать на похоронах. Постепенно Лекуэн погасил задолженность по арендной плате, комнату матери оставил нетронутой и теперь попросил не переворачивать там все вверх дном.

Комната напоминала жилище подростка, предоставленного самому себе. У кровати среди разбросанной по полу одежды валялись остатки пиццы на одноразовой тарелке, в которой он тушил окурки, пакеты из-под чипсов и пустые бутылки из-под содовой. Стены были увешаны постерами давно забытых музыкальных групп, малоизвестных футбольных команд и киноактрис в нежном возрасте. Было странно внезапно оказаться в подобной обстановке. Все принадлежало прошлому, предыдущему десятилетию, включая случайную, плохо сохранившуюся мебель. Полицейские искали, толком не зная, что именно. Напротив кровати на письменном столе стояли телевизор и видеомагнитофон, лежала стопка видеокассет в «откровенных» обложках. На несвежих простынях только слепой не заметил бы характерные пятна. Под кроватью обнаружилась внушительная коллекция порнографических книжек. Сыщики лучше других знали, что частная жизнь не всегда бывает… незапятнанной.

Обыск, конечно, ничего не дал. Хотя поработать пришлось на совесть.

* * *

Другие члены группы нанесли визит директору супермаркета в коммуне Брюнуа, работодателю Патриса Лекуэна. Это тоже была проверка – требовалось подтвердить данные мобильного. Во время трех подозрительных исчезновений Лекуэн действительно находился на рабочем месте. Полиции были известны случаи, когда телефоны оставались в сети за сто километров от хозяина, который из осторожности не брал гаджет на место преступления. Зная прошлое своего работника, директор не удивился визиту. За первые три месяца у него не было жалоб на Лекуэна – напротив, он всячески стремился реабилитироваться. Директор познакомился с ним как с бывшим заключенным и решил дать ему шанс, в котором до сих пор отказывала жизнь. Он ни о чем не спрашивал, лишь отвечал на вопросы низким голосом с обманчиво отстраненным видом. Станислас Рьо был зачарован выправкой директора и его бесстрастным взглядом. Могло показаться, что он лишился всех иллюзий, но не отрекся от активной жизненной позиции. Возможно, из-за седых, стриженных ежиком волос директор напомнил офицеру сначала Габена, а потом и Делона.

В итоге в тот пятничный вечер собравшиеся в кабинете Делестрана полицейские были уверены в одном: Патрис Лекуэн не имеет никакого отношения к исчезновениям трех женщин, а с попыткой похищения Соньи будет разбираться суд. Дело Лекуэна оказалось простым, но отнеслись к нему с привычной серьезностью. В памяти осталось неприятное послевкусие – даже им не так часто приходилось видеть подобный бардак в доме человека; кроме того, усилий потратили много, а в деле о трех исчезнувших так и не продвинулись.

Все шло не так, даже пиво было теплым. Полицейские не решались разойтись: так случается, если мучает совесть за незавершенное дело. Делестран некоторое время размышлял в своем углу, потом принял единственно правильное решение и отправил всех по домам. Нужно уметь отпускать вожжи. Он редко так поступал, но сейчас это был оптимальный вариант.