Здесь было не так тепло, как на ФиГэл, поэтому мы снимали с кроватей одеяла и спали на ковриках для йоги, расстеленных на песке. Под россыпью звезд, слушая расслабленное дыхание дочери, я не мог отрицать, что здесь чувствую себя более уютно, чем под белым потолком и уродливой люстрой.
Единственное, что разрушало наше счастье, — это появляющиеся с рассветом серферы, которые смотрели на нас, словно на бездомных.
Это разрушало фантазию.
Фантазию о том, что на самом деле мы находимся не здесь, а на нашем острове.
Проходили дни, а мы изо дня в день делали одно и то же.
Мы немного бродили по городу.
Мы заставляли себя акклиматизироваться, ездить в поездах, ходить на дни открытых дверей, хотя в глубине души я понимал, что мы никогда не сможем полностью адаптироваться.
Мы были потеряны.
Только на этот раз были потеряны не тела, а сердца.
Несмотря на внешние проблемы, мы с Эстель сближались.
Мы настолько были близки, что однажды вечером я ушел, пока она купала Коко, и направился в ювелирный магазин в местном торговом центре в десяти минутах ходьбы от нашего квартала.
Я снял немного денег со счета, который отец открыл для меня на те скудные средства, которые я заработал, трудясь в тюрьме.
Я потратил все.
Я купил ей кольцо.
И я вернулся в квартиру, встал на одно колено и сделал предложение.
Ещё раз.
Взято из нового блокнота Э. Э.
...
Гэллоуэй удивил меня.
Более чем удивил.
Я была ошарашена.
— Не могу поверить, что мы это делаем.
— Поверь. Теперь... все официально. Навсегда.
Гэллоуэй улыбнулся, он выглядел очень красивым в черной рубашке и Гэлнсах. Его загар не потускнел, въевшись в кожу за три с половиной года под палящим солнцем, и черная ткань подчеркивала его ярко-голубые глаза. Его очки сексуально поблескивали, а губы изгибались идеальным образом, и мне захотелось его поцеловать.
Целовать, целовать, целовать.
На мне был похожий наряд — Гэлнсы, черная блузка с открытыми плечами. Я заплела волосы в косички «рыбий хвост», чтобы они красиво ниспадали на плечи (больше не ломкие от солнечных лучей или немытые), и втайне мне нравились белые пряди на фоне темной ткани.
Мой наряд был далёк от свадебного платья... но я его и не хотела. И не нуждалась в нем. В моем понимании, мы уже были женаты.
Это была лишь формальность.
Однако я обожала свое обручальное кольцо.
Я не могла перестать его крутить и любоваться.
В нем не было ни дорогого бриллианта, ни броских драгоценных камней. Простой золотой ободок с надписью:
Кольцо было идеальным, и я не снимала его со своего пальца.
Я даже не сняла кольцо, чтобы Гэллоуэй официально надел его мне на палец во время церемонии вместе с нашими клятвами.
Ни за что. Я надела его раз и навсегда.
Мэделин стояла позади меня с Коко на руках, Гэллоуэй, взяв меня за руку, смотрел мне в глаза.
Мы стояли в небольшом помещении, напоминающем бежевую коробку, в углу которой бесформенно висел австралийский флаг.
Напротив нас с Гэлом стоял свадебный регистратор.
— Вы готовы?
Мы кивнули.
Посмотрев на Гэллоуэя, она сказала:
— Поскольку это простая формальность, я задам самый простой, но самый важный вопрос, — она усмехнулась. — Берете ли вы Эстель Мари Эвермор в законные жены?
Гэллоуэй облизал нижнюю губу.
— Да.
Ее взгляд переключился на меня.
— И берете ли вы Гэллоуэя Джейкоба Оука в законные мужья?
Я очень нервничала.
— Да.
Регистратор захлопала.
— В таком случае объявляю вас мужем и женой. Во второй раз.
Мы поцеловались.
Мы праздновали.
Мы старались не обращать внимания на боль из-за отсутствия Пиппы и Коннора.
Они были на первой церемонии нашего бракосочетания.
В этот раз их не было рядом.
Рядом с нами не было детей, но у нас появилась та самая заветная бумажка.
И уже на следующий день я сменила фамилию Эвермор на Оук.
Наш брак был официально оформлен.
Спустя месяц после свадьбы мы так и не определились.
Мы сделали все возможное.
Мы попытались.
Мы были открыты, благодарны и полны надежд.
Но с этим пора заканчивать.
Я был несчастлив.
Мне надоело быть отцом капризного двухлетнего ребенка, который каждый раз умолял вернуться в место, которое (для большинства людей) существует только в сказках.
Почему мы должны преклоняться перед тем, что было нормой? Почему мы должны верить, что для достижения успеха в жизни необходимо иметь шикарный дом, дорогую одежду и напряженную работу?
Почему нельзя быть честными? Почему мы не могли признать, что наши желания и стремления лежат не в пафосных городах и изысканных ресторанах? А в диких просторах архипелагов и черепашьих рассадниках?