Невидимые

***
Позеленевший бронзовый жеребенок — талисман умолкнувшего этруска
узким косится глазом. Ненавязчивый луч солнца сквозь занавеску
напоминает, что жизнь — это тропинка в гору, только без спуска,
сколько в ней плеска и придорожной пыли, и сколько блеска!
Не слепит, но отчетливо греет. Алый воздушный змей над лужайкой
реет, и щербатый мальчишка за ним бежит, хохоча от избытка
счастья. Дед его на веранде, отвернувшись, млеет с улыбкой жалкой
над потрескавшимися фотографиями, тонированными сепией. Нитка
следует за иголкой, а та — за перебором пальцев по струнам
незаконнорожденной русской гитары, за готическим скрипом
половиц на втором этаже, когда уже поздно любоваться лунным
светом. Хорошо, уверяют, жить несъедобным океанским рыбам
в тесной стае, на глубоководье. Бревенчатый дом моего детства
продается на слом. За овальным столом, под оранжевым абажуром,
сгинувшим на помойке, три или четыре тени, страшась оглядеться,
пьют свой грузинский чай с эклерами. Осенний буран желтым и бурым
покрывает садовый участок, малину, рябину, переспелый крыжовник.
Да и сам я — сходная тень, давно уже издержавшаяся в напряженных
голосах подводной вселенной, где, испаряясь в печали тайной,
на садовом столе исчезает влажный след от рюмки, от гусь-хрустальной.