— А, это ты, — прошипел Рас-Увещеватель, — вот натурально бес-с-с черный! Верткий, гаденыш-ш-ш! Откуда ты взялся, что так снюхался с белыми? Погоди, черт, я знаю, ну конечно же! Ты с Юга! Тринидад! Барбадос! Ямайка, Южная Африка, а во всю задницу у тебя красуется отпечаток ботинка белого хозяина. От чего ты отказываешься, когда предаешь свой народ? Зачем вы пошли против нас? Молодые. Образованные; я слышал, как ты подстрекаешь к беспорядкам. Почему ты на стороне угнетателей? Чему тебя в колледже учили? Что ты за человек, если предаешь свою черную маму?
— Хлебало завали, — процедил Клифтон, поднимаясь. — Заглохни уже!
— Черта с два. — Рас утер кулаком слезы. — Я буду говорить! Можешь и дальше колошматить меня трубой, но ей-богу, тебе не заткнуть Раса-Увещевателя. Присоединяйся к нам, парень. Мы выступаем за создание мощного движения чернокожих. Черных! Белые — они тебе, что ли, денег заплатили? Кто может польститься на такое дерьмо? Это грязные деньги, чувак, на них кровь чернокожих! Не бери их вонючие бумажки. Они нажиты бесчестным путем… Только руки пачкать!
Клифтон было ринулся к Расу, но я удержал его.
— Брось, у этого типа не все дома, — сказал я и потянул Клифтона за рукав.
Рас с силой хлопнул себя по бокам.
— Не все дома? У меня-то? Взгляните-ка на меня и потом на себя — по-вашему, это нормально? У нас с вами черный цвет кожи, только оттенки разные. Три черных мужика бьют друг другу морду на улице по вине белого? Это нормально? Это называется осознанным, разумным поведением? Так, по-вашему, должен вести себя в двадцатом веке современный черный парень? Какого дьявола! Черный против черного… парни, где ваше самоуважение? Чем белые вас умасливают — подкладывают своих женщин? И вы купились?
— Пошли. — На этих словах, здесь, во мраке ночи, мне почему-то опять живо припомнился ужас того вечера с баталией, но Клифтон, смотревший на Раса с напряженным любопытством и даже с восхищением, не сдвинулся с места.
— Идем, — повторил я, но он не шелохнулся.
— Конечно, ты иди, — сказал Рас, — а он останется. Ты замарался, он — нет, он настоящий черный. В Африке этот парень был бы вождем, черным королем! А здесь его считают насильником, посягающим на честь их паршивых баб, у которых в жилах и крови-то не сыскать. Спорим, от них отбоя нет… черт. Чушь собачья. Сначала гоняют его пинком под зад с колыбели до креста, а потом называют братом. На то и расчет? Где логика? Парень, ты взгляни на него, разуй глаза. — Рас переключился на меня. — Он так и кричит: «Я стою на вершине этого чертова мира! Обо мне говорят и в Японии, и в Индии — повсюду, где есть цветное население. Я молод! Умен! Прирожденный принц!» Ты глаза-то разуй! Где самоуважение? Работаешь на этих дрянных людишек? Их дни сочтены, вот-вот придет другое время, а ты валяешь дурака, словно застрял в прошлом веке. Не понимаю я тебя. Может, я неотесанный болван? Ответь, чувак!
— Так и есть, — взорвался Клифтон. — Проклятье, да!
— Ты, что ли, думаешь, раз мой английский звучит не так, то я, видать, совсем того? Мамка моя по-иному балакала, мэн, я афро! Серьезно… считаешь меня придурком?
— Причем конченым!
— Ты серьезно? — проговорил Рас. — Как им это удалось, скажи мне, черный? Они подложили тебе в постель своих вонючих баб?
Клифтон снова дернулся, и я снова удержал его, и снова Рас удержался на ногах, и голова его полыхнула красным.
— Угадал? Черт возьми, парень! Это называется равенство? В этом свобода черного человека? Когда хлопают по плечу и подсовывают какую-то шлюху? Мрази! Приятель, неужели тебя так дешево купили? Что эти белые творят с моим народом! Твои мозги совсем раскисли? Слушай сюда, их женщины — гниль болотная. Они сочатся желчью. Все просто: белая знать не выносит черных… точка. Он подкидывает чернокожим юнцам всякую тухлятину, чтобы потом вы делали за него всю грязную работенку. Он предает вас, а вы предаете черный народ. Приятель, тебя облапошили. Пусть себе белые воюют между собой. Перебьют друг дружку, и хрен с ними. Надо объединяться, организация — дело хорошее, но мы объединим черных. ЧЕРНЫХ! А белый подонок пусть катится в преисподнюю! Этот сукин сын предлагает черному одну из своих потаскух — мол, путь к свободе пролегает меж ее тощих ног, — а сам тем временем прибирает к рукам всю власть и все деньги мира, а черного оставляет в дураках. Мало того, добропорядочных белых женщин он убеждает в том, что черный мэн насильник, уличает его в невежестве и изолирует от общества, выставляя всю черную расу последними ублюдками.