Читаем Невидимый человек полностью

— Ну, как прошло? — осведомился брат Джек, вытянув на столе сцепленные руки и по-прежнему не сводя с меня косого взгляда.

— Вы же видели, какая была толпа, — ответил я. — Нам все-таки удалось вывести народ на улицы.

— Нет, толпы мы не видели. Как все прошло?

— Люди были тронуты, — сказал я, — очень многие. А в остальном — не берусь утверждать. Они были с нами, но насколько — право, не знаю. — И на мгновение я услышал свой голос в тишине зала с высокими сводами.

— Та-а-а-ак! И это все, что имеет нам доложить великий тактик? — протянул брат Тобитт. — А в каком же направлении они тронулись?

Я перевел на него равнодушный взгляд: мои эмоции были исчерпаны — слишком долго они плыли по одному слишком глубокому руслу.

— Это пусть решит комитет. Нам удалось расшевелить людей — вот все, чего мы смогли добиться. Мы неоднократно пытались связаться с комитетом для получения инструкций, но безуспешно…

— Ну и?..

— И тогда запланировали акцию — под мою личную ответственность.

Брат Джек прищурился.

— Как ты сказал? Под твою… что?

— Под мою личную ответственность.

— Под его личную ответственность, — повторил брат Джек. — Я не ослышался? А откуда она у тебя взялась, брат? Поразительно, да и только: откуда же она у тебя взялась?

«Вот заср…», — чуть было не вырвалось у меня, но я вовремя спохватился:

— От комитета.

Повисла пауза. Я смотрел на брата Джека: тот на глазах багровел, и я попытался нащупать верный тон. У меня внутри бился какой-то нерв.

— Все вышли на улицы, — продолжил я, чтобы только заполнить паузу. — Мы увидели возможность, и жители района с нами согласились. Жаль, конечно, что вы не участвовали…

— Ему, видите, жаль, что мы не участвовали, — подхватил брат Джек.

Он поднял ладонь. Я видел, что она изрезана глубокими морщинами.

— Великий поборник личной ответственности сожалеет о нашем отсутствии…

Неужели он не видит, каково мне сейчас, думал я, неужели не понимает, почему я так поступил? К чему он клонит? Тобитт, понятное дело, болван, но этот-то что завелся?

— Вы могли бы сделать следующий шаг, — с усилием выдавил я. — Мы дошли до определенного предела…

— Под твою личную от-вет-ствен-ность, — отчеканил брат Джек, качая головой в такт каждому слогу.

Теперь уже я смотрел на него в упор.

— Мне поручили вернуть утраченные позиции; я сделал все, что мог. Единственным доступным мне способом. За что конкретно вы меня осуждаете? Что-то не так?

— Ага, — отреагировал брат Джек, потирая глаз нежными круговыми движениями стиснутого кулака, — великий тактик даже не понимает, что могло пойти не так. Мыслимо ли представить, что у него не все получилось? Нет, вы слышали это, братья?

Кто-то кашлянул. Кто-то налил себе воды, и я услышал, что стакан наполнился очень быстро, а следом туда еще стали падать последние капли из кувшина. Я смотрел на Джека, и мой рассудок пытался сосредоточиться на главном.

— Ты хочешь сказать, он допускает возможность своей неправоты? — встрял Тобитт.

— Разве что из скромности, брат. Из необыкновенной скромности. В наших рядах появился непревзойденный тактик, Наполеон стратегии и личной ответственности. «Куй железо, пока горячо» — вот его девиз. «Хватай возможность за горло», «Целься белым в глаз», «Гони их в шею, гони, гони, гони» и так далее.

Я встал.

— Не понимаю, о чем речь, брат. Что ты имеешь в виду?

— Хороший вопрос, братья. Не нависай над столом, сделай одолжение, тут и без тебя жарко. Он желает знать, что мы имеем в виду. Перед нами не только непревзойденный тактик, но и психолог, способный улавливать тончайшие оттенки выражения мыслей.

— Да, и сарказм тоже, особенно когда он уместен, — сказал я.

— А как насчет общей дисциплины? Сядь же, здесь и так духота.

— С дисциплиной тоже все в порядке. И с распоряжениями, и с инструкциями, когда удается их получить, — ответил я.

Брат Джек ухмыльнулся.

— Садись, садись… Ну, а выдержка присутствует?

— Конечно… если только не засыпаешь на ходу и не валишься с ног от усталости, — сказал я, — и не плавишься о жары.

— Ты научишься, — обнадежил меня брат Джек. — Научишься собой владеть — даже в таких условиях. Особенно в таких условиях, вот что самое ценное. Так формируется выдержка.

— Да, похоже, я уже учусь, — отозвался я. — Вот прямо сейчас.

— Брат, — сухо произнес Джек, — ты даже не представляешь, сколь многому ты здесь учишься… Сядь, прошу тебя.

— Хорошо. — Я сел. — И все же, отвлекаясь на минутку от вопросов моего обучения, позволю себе напомнить, что в отношении нас людское терпение на исходе. Оставшееся время можно использовать более рационально.

— А я мог бы тебе напомнить, что политики — не частные лица, — заявил брат Джек, — но не стану этого делать. И как же, по-твоему, нам следует использовать время?

— За счет направления народного гнева в нужное русло.

— Наш великий тактик еле успевает справить нужду. Нынче он у нас при деле. Утром речь держал над прахом Брута, теперь читаешь лекцию о долготерпении негритянского народа…

Тобитт отводил душу. Я видел, как дрожала у него в зубах сигарета, когда он поднес к ней спичку.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Александр Македонский, или Роман о боге
Александр Македонский, или Роман о боге

Мориса Дрюона читающая публика знает прежде всего по саге «Проклятые короли», открывшей мрачные тайны Средневековья, и трилогии «Конец людей», рассказывающей о закулисье европейского общества первых десятилетий XX века, о закате династии финансистов и промышленников.Александр Великий, проживший тридцать три года, некоторыми священниками по обе стороны Средиземного моря считался сыном Зевса-Амона. Египтяне увенчали его короной фараона, а вавилоняне – царской тиарой. Евреи видели в нем одного из владык мира, предвестника мессии. Некоторые народы Индии воплотили его черты в образе Будды. Древние христиане причислили Александра к сонму святых. Ислам отвел ему место в пантеоне своих героев под именем Искандер. Современники Александра постоянно задавались вопросом: «Человек он или бог?» Морис Дрюон в своем романе попытался воссоздать образ ближайшего советника завоевателя, восстановить ход мыслей фаворита и написал мемуары, которые могли бы принадлежать перу великого правителя.

А. Коротеев , Морис Дрюон

Историческая проза / Классическая проза ХX века
Шкура
Шкура

Курцио Малапарте (Malaparte – антоним Bonaparte, букв. «злая доля») – псевдоним итальянского писателя и журналиста Курта Эриха Зукерта (1989–1957), неудобного классика итальянской литературы прошлого века.«Шкура» продолжает описание ужасов Второй мировой войны, начатое в романе «Капут» (1944). Если в первой части этой своеобразной дилогии речь шла о Восточном фронте, здесь действие происходит в самом конце войны в Неаполе, а место наступающих частей Вермахта заняли американские десантники. Впервые роман был издан в Париже в 1949 году на французском языке, после итальянского издания (1950) автора обвинили в антипатриотизме и безнравственности, а «Шкура» была внесена Ватиканом в индекс запрещенных книг. После экранизации романа Лилианой Кавани в 1981 году (Малапарте сыграл Марчелло Мастроянни), к автору стала возвращаться всемирная популярность. Вы держите в руках первое полное русское издание одного из забытых шедевров XX века.

Курцио Малапарте , Максим Олегович Неспящий , Олег Евгеньевич Абаев , Ольга Брюс , Юлия Волкодав

Фантастика / Фантастика: прочее / Современная проза / Классическая проза ХX века / Прочее