Ответственность за дешифрование военно-морских передач с использованием «Энигмы» лежала на Хижине 8, а Хижина 4 выдавала разведданные, основанные на достижениях первой. «Хижины» были соединены друг с другом переходами и с высоты птичьего полета походили на гигантские буквы «Н». Непосредственно радиоперехватом сеансов связи занималось подразделение радиоперехвата, известное как «Служба Y»[852]
.К моменту начала активной работы в Блетчли-парк находились около 1800 сотрудников (мужчин и женщин). Гражданским специалистам приходилось жить поблизости от Блетчли-парк. Военнослужащие ночевали на двух базах Королевских ВВС, расположенных по-соседству.
«В Блетчли-парк вас неизменно охватывала удивительная атмосфера, – писал после войны в “Вашингтон Пост” Фрэндли. – Моральный дух был на высоте, потому что каждый знал, какую колоссальную пользу он приносит своим ежедневным (и еженощным) кропотливым трудом. Пожалуй, Блетчли-парк являлся уникальным в своем роде объектом, где человек не страдал от самодурства начальников и осознания тупой бессмысленности всего происходящего вокруг».
Первым руководителем Блетчли-парк стал офицер Королевских ВМС, капитан 3 ранга Аластер Деннистон. В 1942 году его сменил на этом посту капитан 3 ранга Эдвард Трэвис, «любитель стучать кулаком по столу», как его называли, человек чрезвычайно жесткий и требовательный, истовый служака[853]
.Дешифровальщики Хижины 8 поначалу не могли добиться таких же успехов, как их немецкие коллеги. Дешифрование радиограмм подводных лодок, зашифрованных при помощи системы шифров Heimisch (отечественных вод), получившей у немцев кодовое название «Гидра» (Hydra), а в Блетчли-парк – «Дельфин» (Dolphin), по крайней мере, дало бы сведения о приблизительном местоположении подводных лодок. Но военно-морская шифровальная машина «Энигма» была куда более твердым орешком, чем аналогичная машина лювтваффе. Так что потенциально более ценные результаты могло дать столкновение с Kriegsmarine (ВМФ Германии), при котором удалось бы добыть шифровальное оборудование и документацию.
И вот в июне 1940 года на подводной лодке U-13 была захвачена военно-морская «Энигма» и экземпляр инструкций по ее использованию. Но даже это оборудование вместе с ранее неизвестными роторами, два из которых были захвачены на U-33 в феврале того же года, не обеспечили регулярного или хотя бы частого потока дешифровок. Военно-морская система ключей «Энигмы» не имела уязвимых мест, позволивших дешифровальщикам Хижины 6 взломать «Энигму» люфтваффе.
Не видя очевидного способа проанализировать машину, англичане задумались над возможностью захвата ключей. Первое предложение исходило от Иена Флеминга, служившего тогда личным помощником начальника военно-морской разведки Джона Гордфи50
.Ценность подобных операций продемонстрировал британский рейд в конце февраля 1941 года на острова Лофотен, расположенные неподалеку от норвежского побережья. Рейд преследовал ряд целей, в том числе разрушение заводов по производству рыбьего жира. Любые документы, захваченные в ходе рейда, послужили бы дополнительным трофеем.
И весьма существенный трофей для Хижины 8 был получен, когда лейтенант Маршалл Джорж Клитеро Вармингтон с корабля «Сомали» прострелил замок деревянного ящика, обнаруженного на борту немецкого судна «Кребс», подбитого во время рейда. Вдобавок к находившимся в ящике роторам, которыми Хижина 8 уже располагала, были найдены разнообразные документы, в том числе таблицы ключей «Энигмы» на февраль.
Содержимое ящика было доставлено в Блетчли-парк Алану Тьюрингу 12 марта. Результат оказался весьма впечатляющим. В тот же день в Оперативный разведывательный центр ВМС (Operational Intelligence Center, OIC) по телетайпу передали десять расшифрованных сообщений. На следующий день их количество выросло до 34. На следующей неделе количество ежедневных расшифровок оставалось на том же уровне или даже выше. Кроме того, Хижина 8 расшифровала большую часть февральских радиограмм «Отечественных вод». Знания, полученные при расшифровке февральской корреспонденции, также позволили дешифровальщикам с 22 апреля по 26 мая разгадать всю военно-морскую корреспонденцию «Энигмы» за апрель, а впоследствии, с задержкой около недели, и большую часть майской корреспонденции.