У Эгери защипало в носу, но она тут же взяла себя в руки. Лестница была слишком крутой, темной, ветхой и грязной; вздумай кто здесь плакать, а не смотреть под ноги – вмиг бы кубарем покатился вниз. Комната Исия и Элианы (точнее, комната Исия, если уж говорить начистоту, у Элианы здесь тоже нет никаких прав) находилась на третьем этаже четырехэтажного «острова» – так называли здесь дома на много семей. Дом – тоже ветхий, темный и грязный, и из любого угла без труда можно расслышать, как ссорятся соседи наверху, и унюхать, что готовят у соседей снизу. Перекрытия стремительно гнили и часто обрушивались, а то и весь дом заваливался на бок, складываясь, словно веер. Эгери прежде не представляла себе, что люди могут так жить, сидя буквально на головах друг у друга. Им с Элианой еще повезло, что Исию исправно платят жалование, семьи победней, сняв комнату, тут же, чтобы окупить расходы, сдавали ее углы совсем уж пропащим беднякам – то-то веселая жизнь была в таких домах! Воду приходилось носить из конского водопоя за три квартала и выстаивать при этом длинную очередь. Но здесь принцессам тоже посчастливилось: Исий служил в городской страже и что ни день отряжал одного или двух своих людей для того, чтобы они наполнили водой огромную бочку, занимавшую целый угол в комнате (Эгери уже научилась понимать, насколько они могут быть дороги, эти углы). Так что женщины могли не только стирать и мыть посуду, но даже иногда принимать ванну, точнее, мыться в лохани. Гораздо хуже – огонь. Готовить приходилось на жаровнях или раскладывая костерок во дворе дома, но при малейшей неосторожности сам дом мог загореться, как свеча. Такое случалось нередко, при этом огонь легко перекидывался с острова на остров, выгорали целые кварталы. С тех пор это стало ее кошмаром: уходя из дома, она каждый раз думала, что, если Элиана или кто-нибудь из соседей по неосторожности перевернул жаровню, возвращаться придется на пепелище… Она уже такое видала: Исий как раз и командовал пожарными (здесь их называли «бодрствующими») в своем районе и, когда ухаживал за Элианой, пару раз приглашал ее и Эгери полюбоваться на их работу – бесплатные развлечения в Лусе ценились очень дорого. Полюбоваться и в самом деле было на что. Рядовые «бодрствующие» выстраивались цепью от колодца или иного водоема, указанного «водяным» – специальным человеком из отряда, досконально знающим все источники воды в городе. Тем временем механики разворачивали свои помпы, гасильщики, взбираясь по лестницам с риском для жизни, набрасывали на огонь смоченные в уксусе войлочные и суконные полотнища, крючники и серпники сваливали на землю горящие бревна, спасатели и врачи расстилали на мостовой толстые матрасы, чтобы люди не переломали ног, выпрыгивая с горящих этажей, а стрелки стояли наготове с камнеметательными машинами, чтобы разрушить соседние дома, если на них перекинется огонь. Словом, зрелище впечатляющее, и Эгери твердо усвоила: случись что, люди еще, возможно, спасутся, но дом и вещи – никогда. А бездомному и нищему в Лусе надеяться не на что.
Правда пока что, вернувшись домой, Эгери неизменно заставала всех домочадцев живыми и здоровыми и успокаивалась – до следующей отлучки или до ближайшей грозовой ночи. В квартале говорили, что часто дома поджигают сами домовладельцы – чтобы отстроить новый и повысить плату. Еще говорили, что они специально приказывают использовать при постройке плохой цемент, чтобы постройки поскорее разрушались. И перекрытия в самом деле часто обрушивались, но тут же на их месте вырастали новые: в город постоянно приезжали новые люди и жилья всегда не хватало. Эгери никак не могла взять в толк, отчего так. Неужели люди, которые могли бы своими руками прокормиться на земле, по доброй воле выбирали городскую нищету и все сопряженные с ней неудобства и опасности?