Невидимый город

– Так вот, разыскала ее я. Точнее, не разыскала, а случайно встретила на улице. – Она замолчала, присела на узкий подоконник, обхватила плечи руками, сжалась, будто у нее внезапно заболело сердце.

– Ну и что? Снова вы не смогли договориться? И кому на сей раз больше досталось? – поинтересовался мужчина.

– Нет, она меня даже не заметила, – тихо ответила женщина. – Прошла мимо. И… хорошо, что прошла. Это так страшно, Айд, милый!

– Страшно? – В голосе мужчины прозвучало искреннее изумление. – Насколько я помню, Дионисия, конечно, не первая красавица столицы, и все же личико у нее довольно милое.

– Будто ты не понимаешь, о чем я!

– Не понимаю.

– Тогда лучше бы ты сам увидел. Словами это не передашь. Она просто шла, вязала потихоньку на спицах, мурлыкала себе под нос, а вокруг нее такая сила… как грозовое облако. Понимаешь, то, чего мы всегда боялись, – по-моему, она это сделала. Пустила Силу в себя и…

– Ну и что, если так? В таком случае ее не бояться надо, а пожалеть. Бедная, глупая, храбрая девочка.

– Да, но зачем?! Зачем она это сделала? Ты только подумай: если она готова платить такую цену, то на какой куш рассчитывает? А раз она не захотела помогать нам…

– Значит, она будет нам мешать? Так, по-твоему?

– Да, и я не знаю, справимся ли мы с ней. Она ясно показала, что готова идти до конца. А мы с тобой вряд ли готовы. Я даже не знаю, со мной ли ты, не говоря уж о Дее.

– Ну хватит глупостей! – Мужчина рассмеялся, что получилось у него не слишком удачно – принужденно и неестественно; встал с кресла, подошел к женщине и ласково обнял ее за плечи, успокаивая. – Хорошо, пусть будет по-твоему. Я не вижу никакой опасности, но давай со всем разберемся сейчас. Ты, раз так уж боишься моей благоверной, поезжай разыскивать Дея. И в самом деле, стоит узнать, где его носит и что он замышляет. Только смотри, не задерживайся надолго. Не забудь, что у нас война с Сюдмарком на носу и ты мне понадобишься. А я навещу Дионисию. Завтра же. Договорились.

Женщина глянула на него, и он заметил слезы на ее ресницах.

– Смотри, не обмани, – прошептала она.

Глава 29

Эгери думала: «Я ведь знала, что это – опасное дело. Может быть, даже смертельно опасное. Об одном я не догадывалась: о том, что умереть придется со скуки. Вот так – во цвете лет, на заре юности, в цветущем здоровье и в блеске красоты…»

Размышляя таким образом, пальцами она безостановочно сучила тонкую и белоснежную шерстяную нить, а глазами следила за пляшущим над мозаичным полом веретеном: круть-круть, верть-верть. Вокруг нее сидели еще две дюжины девушек в полотняных одеждах: одни с чесалками над корзиной с шерстью, другие, как и она, с прялками, третьи за ткацкими станками, четвертые с шитьем в руках. У самого очага в кресле восседала госпожа Олия и так же умиротворенно и безостановочно крутила веретено: круть-круть, верть-верть.

В зале царила тишина: госпожа Олия не одобряла песен за работой, считала, что служанки только отвлекаются и начинают мечтать о мужчинах, зато прислуге, работавшей на кухне, петь дозволялось и даже предписывалось, чтобы удержать девушек от соблазна отщипнуть кусочек от хозяйских блюд.

Разговоры за работой также были запрещены, поэтому в царившей в зале мертвой тишине можно расслышать, как в восточном крыле, где помещалась кухня, чуть охрипшие девичьи голоса заунывно тянули:

Родным была мила, скончалась девушкой.
Мертвая, здесь я лежу, я стала прахом – землею,
Если ж Земля – божество, не мертвая я, но богиня…

[11]

Эгери давно знала, что жители Сюдмарка любят писать на надгробиях своих жен: «Она пряла». Теперь она начала подозревать, что эпитафии не закончены и что на самом деле они должны звучать так: «Она пряла, пока не закололась веретеном», или «Она пряла, пока не разбила голову о прялку», или «Она пряла, пока не выскочила из окна».

«Интересно, если я выпрыгну из окна и разобьюсь, стану ли я богиней? И если да, то какой?» – думала Эгери.

И тут же спохватывалась: если выпрыгнуть из здешнего окна, ничего страшного не случится, зал-то на первом этаже. Разве что изумишь и напугаешь госпожу Олию. Но Эгери продолжала мерить все мерками многоэтажного острова, хоть и жила теперь в одном из самых богатых домов Луса.