Таким образом, о развлечениях и приятном времяпрепровождении за работой можно было забыть. Первое время Эгери пробовала напевать про себя, но вскоре заметила, что все время мысленно повторяет один-единственный рефрен старинной баллады:
Служанки потихоньку рассказывали принцессе, что госпожа Олия даже чересчур строга, в других богатых домах Луса жизнь течет интереснее и разнообразнее. Например, большинство знатных женщин по определенным дням отправлялись вместе со своими служанками в общественные бани, где превесело проводили время, плескаясь в теплых и холодных бассейнах, играя в мяч и в «колечко», а главное, обмениваясь сплетнями, ревниво оценивая наряды друг друга и просто болтая. В доме госпожи Олии такого обычая не было: здесь мылись в маленькой темной баньке на одного человека, расположенной в одной из служебных комнат позади зала. Банька примыкала к личной спальне госпожи, и та следила, чтобы девушки не слишком задерживались там и не тратили слишком много воды. Мужская прислуга и вовсе мылась в лохани в домике привратника не чаще раза в декаду.
Также госпожа Олия очень редко ходила в гости и еще реже приглашала к себе знатных дам. Правда, перед выборами сына и сейчас, когда решался вопрос о новой войне, она дала несколько роскошных обедов, стремясь задобрить прочих женщин своего круга, чтобы те замолвили доброе слово за ее сына перед собственными мужьями.
Большое внимание Олия уделяла также торжественным жертвоприношениям и посещению храмов, но туда Эгери не могла ее сопровождать.
Единственной отрадой, кроме сознания собственной жертвенности, стало для Эгери то, что теперь в ее распоряжении оказались носилки госпожи Олии, а также довольно увесистый кошелек, и она могла беспрепятственно навещать Элиану, помогать ей деньгами и дарить подарки. Элиана казалась несколько растерянной и подавленной своим материнским счастьем и все же совершенно счастливой. Младенец родился в ту же ночь, когда Эгери попала в дом госпожи Олии, и оказался на редкость крупной и здоровой девочкой. Новорожденную нарекли по обычаю Луса Исией, но Элиана тут же стала называть ее Ией – Фиалкой. Эгери не была уверена, существуют ли такие увесистые, розовые и крикливые фиалки, и все же ее крохотная племянница оказалась просто чудом, единственным, настоящим, без всяких подвохов чудом в этом наполненном фальшивыми чудесами городе.
Тут, к великой радости принцессы, ее размышления внезапно прервали: в зал вбежал привратник и сообщил госпоже Олии, что возвращается молодой господин и с ним несколько гостей. Женское царство моментально пришло в движение: служанки собрали прялки и шерсть, госпожа распорядилась внести в зал столы и ложа, затем отправилась на кухню, чтобы отдать приказы поварам, но перед этим попросила Эгери провести вечер в своей комнате.
Это отступление от обычаев Луса: здесь мать, жена и дочери хозяина часто обедали вместе с гостями. Но, видимо, госпожа Олия не уверена, что Эгери, которая воспитывалась неведомо где и неведомо кем, сможет вести себя должным образом. Эгери, со своей стороны, ничего не имела против затворничества. Она чувствовала себя совершенно свободно среди простолюдинов, но побаивалась встречи с аристократами. Слишком многое в Лусе ей не по нутру, и она не хотела бы случайно выказать свои истинные чувства перед людьми, от доброй воли которых зависела свобода ее родины.
Поэтому Эгери без споров ушла в свою комнату и занялась делом: шитьем рубашечек, чулочков, пеленок и подгузников для маленькой Ии. Эгери ясно понимала, что судьба почти совсем оторвала ее от старшей сестрицы, и этот разрыв даже не кровоточил: у Элианы – своя жизнь, у Эгери – своя. И поскольку они и прежде очень редко говорили по душам, а теперь начинать было вроде бы поздно, Эгери надеялась, что эти вещички сами все расскажут сестре лучше всяких слов. «Прощай и ты, племянница, – шептала она, обметывая рукава у кофточки. – Расти здоровой да веселой. Может, еще и свидимся, может, и в гости к нам приедешь. В мое Королевство».
Вскоре служанка принесла ей в комнату ужин. Эгери ела жареных дроздов и фрукты и слышала, как внизу гости шумно спорят, смеются, горланят пьяные песни. Вечерний дом был совсем не похож на утренний, в котором царила госпожа Олия. Эгери спрашивала себя, насколько в таком случае похожи мать и сын. За все время пребывания в особняке она видела хозяина лишь несколько раз мельком и не успела составить о нем никакого мнения.
Светлая весенняя ночь позволяла ей работать допоздна, не расходуя масло в светильнике. Но вот за окном стемнело, и Эгери, отложив шитье и распрямив затекшую спину, поняла, что здорово устала. Она прошлась по комнате, потянулась всем телом и прислушалась. Внизу все стихло: гости разошлись, хозяева и слуги улеглись спать.