Невилл Чемберлен

7 мая 1940 года премьер-министр открывал заседание палаты: «Я уже говорил, что преимущество тоталитарных государств заключается в том, что они готовились к войне, пока мы думали только о мире. <…> Я обязан сказать сегодня, что, пока последствия норвежской кампании были серьезно преувеличены, в то же время я сохраняю полную уверенность в нашей окончательной победе. Но я не думаю, что все люди нашей страны понимают степень угрозы, которая надвигается на нас. Если мы мудры, то извлечем много полезных уроков из этой кампании. <…> Давайте остерегаться соблазнов расколоть наши силы, это будет играть на руку врагу. Давайте также остерегаться препирательств и расхождений внутри нас, когда в настоящее время к нам может прийти война в самом своем ужасном обличье, надеясь сломить храбрость нашей страны. Сейчас не время для ссор. Сейчас, скорее, время для устранения наших расхождений, для урегулирования наших стратегий и для направления каждой унции нашей силы и энергии в вооружение армии, которая поможет нам победить. Наши военные советники говорили, что в очень трудных условиях проводить такие обсуждения нельзя. Они убеждали нас не проводить никаких дебатов вообще. Мы не могли принять этот совет. В демократической стране должна быть критика, и если эта критика есть, те, кто подвергнется ей, должны суметь защитить себя, независимо от того, какие опасности могут возникнуть. В этих дебатах должны выступать четыре члена Военного кабинета, все они непосредственно связаны с проведением войны. <…> Все они будут отвечать на критические замечания. Все они знают, что были предприняты попытки поссорить их друг с другом. Предполагается, что этот министр или тот министр более ответствен за наши действия, нежели его коллеги. Подобные предположения столь же недостойны, сколь и необоснованны. Среди нас нет никакого расхождения. Ни один из нас не пытался интриговать против другого. Все мы объединены одной мыслью, и именно так мы сможем сделать все возможное для вклада в нашу победу»[556]. И опять Невилл Чемберлен не ошибся в своих опасениях. То, к чему он призывал — не устраивать свары, не искать персонально виновных, а продолжать наращивать оборонные мощности и готовиться к близкой и настоящей войне после периода затишья, — было выполнено палатой общин с точностью до наоборот.

Выступавший после лидер оппозиции Клемент Эттли откровенно заявлял: «Я нисколько не удовлетворен, несмотря на все слова премьер-министра, существующим правительством военного времени, оно — неэффективный инструмент ведения войны. Мы подвергали критике его в этой палате много раз»[557]. Это была чистая правда, лейбористы трепали нервы Чемберлену до этого момента достаточно. Любой повод использовался ими для того, чтобы обозначить свое неудовольствие и премьером лично, и Кабинетом, хотя сами лейбористы, несмотря на периодические предложения, войти в правительство отказывались. Эттли оправдывал Черчилля, который, по его мнению, был поставлен в невыносимое положение своим статусом первого лорда Адмиралтейства без расширенных функций всего военного командования. Выступавший позже Арчибальд Синклер[558], включение в Кабинет которого регулярно лоббировал Черчилль, усомнился в том, что сказал премьер-министр о советах не проводить дебаты вообще, пытаясь выставить Чемберлена в свете желающего уклониться от своей решающей ответственности. Но если лидеры оппозиции хотя бы пока держали марку, заднескамеечники, вроде полковника Веджвуда, без обиняков заявляли: «Если бы я был в правительстве, я бы немедленно или убрал наши войска или установил связь с Россией»[559]. Такие самоуверенные заявления сыпались со всех сторон. Основной претензией к Чемберлену у многих было то, что у власти был он, а не они.