Невилл Чемберлен

До этого он практически не был знаком с герцогом Йоркским, который вопреки ожиданиям все-таки стал королем под именем Георга VI, поэтому считал необходимым завязать с ним более близкие отношения: «Я пошел вчера встретиться с королем по моей собственной инициативе под номинальным предлогом рассказать ему об Имперской конференции, но действительно, чтобы пообщаться с ним поближе. Я его очень люблю и нахожу, что с ним совсем легко говорить. Он сказал, что все премьер-министры (стран Содружества. — М. Д.) выразили ему большое восхищение мной»[327]. Чемберлен начал обживаться в Чекерсе, знаменитом имении, в котором может проживать премьер-министр, радовался саду, находя его подходящим для обилия птиц. В Бирмингеме, а он стал первым жителем этого города, занявшим пост главы правительства, ему устроили огромную многотысячную демонстрацию-овацию. Рабочие люди «с суровыми, честными лицами» протягивали ему руки для рукопожатия, и он не мог им отказать, тронутый таким теплым приемом, напомнившим, как когда-то его отца приветствовали такие же люди и кричали: «Благослови Господь нашего Джо!»[328] Иными словами, премьер-министр наслаждался приятными сторонами своей новой должности. Неприятных, точнее, обременительных и трудоемких, конечно, было значительно больше.

И это касалось не только внешнеполитических аспектов, которым будем посвящена дальнейшая часть этой книги, это касалось и внутренних дел. Британия только начинала оправляться от жесточайшего кризиса стараниями премьер-министра, до этого с упорством «вьючной лошади» тащившего ее из болота упадка, но проблем перед ней стояло еще величайшее множество. Заняв пост главы Кабинета, Чемберлен приказал всем ведомственным министрам готовить двухлетние законодательные программы, которые осенью он намеревался сопоставить и сделать основную программу для всего правительства.

Как и прежде, Невилл Чемберлен старался вникать во все вопросы, стоящие перед его Кабинетом. В отличие от Болдуина у него не было человека, на которого он мог бы положиться, как бывший премьер полагался на него. Он доверял суждениям Галифакса, советовался с Сэмом Хором и Саймоном, готов был выслушать даже соображения Уинстона Черчилля, в правительство не входившего, но активную деятельность в парламенте не оставившего, тем не менее непосредственного «заместителя» у него не было. Это и породило разговоры о его авторитаризме и диктаторских замашках.

Затри месяца до того, как было подписано Мюнхенское соглашение, Чемберлен помимо чехословацкого кризиса, находившегося в разгаре, работал над обширной схемой расширения самоуправления: «Центральная власть должна действовать как справочное бюро со специальным отношением к местной промышленности и как орган по централизованному планированию развития страны в целом…»[329]В первую очередь это должно было помочь сельскому хозяйству. Тем же летом, после ожесточенного сопротивления в палате лордов, законопроект об угле, предусматривавший национализацию лицензированных платежей, который также курировал премьер-министр, был утвержден. Новый законопроект о жилье — опять-таки его детище — обязывал отправлять под снос ветхие здания и субсидировать строительство новых.

Премьер-министр находил время, чтобы заниматься даже ценами на молоко, и не забывал о тех людях, которые что-то сделали для его страны. Когда он узнал о том, что многие бывшие депутаты парламента доживают свой век в нищете, он тут же озаботился назначением им достойных пенсий: «Это возможность показать нашу веру в ту общую связь, которая объединяет всех нас, и отдать дань уважения демократической системе правительства, которую и представляет эта палата»[330].

После проведения Имперской конференции в мае 1937 года Чемберлен занимался и новыми англо-американскими и канадско-американскими торговыми соглашениями. «Причина, почему я готов встать на длинный путь, чтобы получить эти соглашения, заключается в том, что, как я рассчитываю, это поможет подтолкнуть американское мнение сотрудничать с нами все больше. И потом я чувствую уверенность, что это окажет впечатление на тоталитарные страны. В данный момент это выглядит точно так же, как ответ на ось Берлина — Рима — Токио»[331]. Трудные переговоры и торги закончились подписанием соглашений в ноябре 1938 года. Экономически они должны были принести значительные плоды, покрывающие одну треть мировой торговли, они снимали пошлины с США по поставке пшеницы Империи, в свою очередь американский экспорт британских товаров увеличивался на треть.