Короткая пауза и пыхтение в трубке выдают состояние Регины: она очень похожа на мою мать, возможно, потому у них такое взаимопонимание и любовь. Я точно знаю: Тихомирова умеет себя контролировать, но сейчас ей просто необходимы несколько секунд, чтобы переварить мою грубость.
Я иду обратно к мотоциклу, а Регина уже щебечет о том, что вовсе на меня не злится и готова что угодно сделать, чтобы загладить наш конфликт.
– Марк, мы же не будем всерьёз ругаться из-за этой… девушки.
– Ты разве не понимаешь, что не только в ней дело?
– Ма-арк, – протягивает капризно, – ну я не знаю. Оно вырвалось, я не специально. Ну, хочешь, я перед Машей этой извинюсь?
– Мартой, – рявкаю в трубку.
– Ой-ой, что ты кипятишься так? Мартой, да. Забыла я, мне простительно, я блондинка.
В трубке серебрится смех, а я напоминаю ей, что от природы она никогда блондинкой не была и пусть перед кем-то другим строит из себя ванильную идиотку.
– Прошу тебя, Орлов, не злись, – и переводит тему: – Ты не забыл? О вечеринке Казанцева в “Звёздном небе”? Мы приглашены вдвоём, там все наши будут. И папины компаньоны, ты обязан пойти.
Да твою ж ты… забыл.
– Регина, ты ведь помнишь, что лучший способ довести меня до ручки – напомнить, что я обязан плясать под левую дудку?
Регина игнорирует мой вопрос и продолжает:
– Марк, я не могу туда одна пойти, только с тобой. Все спрашивать будут, я не хочу выглядеть брошенкой. Марк, пожалуйста. Умоляю.
Наши отношения с Региной – сложные. В них многое не то чем кажется, но…
– В последний раз, – будто бы угадывает мои мысли, хотя я знаю: ничерта это не последний. Будут ещё просьбы, истерики, мольбы.
Регина, что та пиявка в моей жизни, присосалась намертво. И самое поганое, что я сам на это подписался, а теперь увяз.
– Регина, это действительно будет последний раз. На вечеринке объявим о нашем расставании и разойдёмся наконец-то в разные стороны. Я не шучу, Тихомирова. В последний раз.
В трубке новая пауза – продолжительнее предыдущей в разы. Мне даже щелчки шестерёнок мерещатся – Регина думает.
А я за время нашего разговора успеваю свернуть в какой-то двор, а со стороны лавочки у первого же подъезда странные звуки доносятся.
Всхлипы? Рыдания? Что-то очень похожее.
И когда круг света от фонаря выхватывает сидящую на лавочке девушку, я обрываю звонок, не дожидаясь реакции Регины. А следом выключаю телефон.
Потому что в нескольких шагах от меня, сгорбившись и трясясь, сидит рыдающая Марта.
Глава 17 Марта
Домой я добираюсь лишь к восьми, но так и не могу заставить себя подняться в квартиру. Тяну время, гуляю до темноты, захожу в соседний магазин, покупаю мороженое и жадно съедаю аж две порции, сидя на лавочке. Вкуса, правда, совсем не чувствую, но жар хоть немного, но отступает.
Внутри всё горит. От обиды, непонимания, незнания, что мне делать дальше. Я совсем одна и даже посоветоваться не с кем.
Как поступить?
Слёзы-предатели – символ моей слабости и растерянности – закипают в уголках глаз, а в носу щиплет. Мало мне было оскорблений Регины, так ещё и Орлов добавил. Разговаривал со мной, как с какой-то… даже слова подобрать не могу.
Выйдя из его машины, я ещё минут десять в себя прийти не могла: стояла, держась рукой за толстый ствол дерева, мимо проносились автомобили, а перед глазами круги огненные летали. Уговаривала себя успокоиться, двигаться вперёд, к автобусу, но отпустило далеко не сразу.
Его слова, жестокие и пошлые, грязным налётом ко мне прилипли. Мне бы сейчас подняться наверх, залезть под обжигающие струи воды, смыть с себя эту гадость, стереть её с кожи жёсткой мочалкой, но силы, кажется, окончательно меня покинули.
Он угрожал мне – бесспорно. Другое дело, что я ни в чём перед ним не провинилась, чтобы выслушивать такое. И что он имел в виду под своими намёками? Что его жена использует меня?
Но зачем ей это?
Отчаяние – вот так оно выглядит, так ощущается. Я не знаю, кому верить, во что. Одно знаю: маме нужно лечение, она проходит много обследований, и на всё нужны деньги. А ещё есть возможность отправить её в санаторий, и это тоже не бесплатно.
Р-р-р, как трудно в один момент стать взрослой и нести на себе ответственность за всё.
Я достаю телефон, но палец зависает над номером Анфисы Игоревны. Хочу позвонить ей, но так и не решаюсь.
Что я ей скажу? "А правда, что вы гиена? Почему ваш муж такой странный? Вы меня используете?"
Такие вопросы задать? Ну, смешно же.
В голове слишком много самых противоречивых мыслей. Меня сковывает бессилие, наваливается тяжёлым бременем, и я, зажав телефон в руке, рыдаю. Господи, да какая разница, если меня увидит сейчас кто-то? Пусть смотрят, они ведь всё равно ничем мне не помогут. Тогда какой толк переживать о мнении окружающих?
Вокруг темнота становится плотнее, где-то вдалеке мячит кот, а ночные фиалки, растущие в палисаднике рядышком, источают густой и сладкий аромат. Телефон загорается и гаснет – приходит сообщение от Таньки. Она бурно хвастается, у неё всё просто отлично, а ещё сетует, что, дура такая, кисну в городе, когда у них там такое веселье происходит.