Невинная для грешника

И я не сдерживаюсь: за секунду оказываюсь напротив, обвиваю руками, заглядываю в глаза, поднимаюсь на носочки и целую в подбородок. Регина за спиной молчит – не покашливает, не пытается привлечь внимание. Кажется, ей сейчас не до нас.

Мы с Марком на несколько мгновений остаёмся одни в целом мире. В его глазах боль, и он наклоняется ниже, обдаёт жарким дыханием кожу, трётся носом о мою щёку, а я пытаюсь согреть своим теплом его замёрзшую раненую душу.

– Оставайся сегодня у меня, – просит Марк, а я киваю, не раздумывая.

Сегодня я выбираю Марка.

– Я буду рядом столько, сколько тебе будет нужно, – шепчу и целую нижнюю челюсть, готовая на всё с Марком.

Если я ему нужна, я останусь с ним.

– Тебе не больно? – спрашиваю, аккуратно касаясь припухлости над бровью. – Хоть не рассёк, уже счастье.

– Видишь, какая она, отцовская забота, – криво усмехается и улыбается разбитыми губами. Морщится, когда тонкая корка трескается, и слизывает капельку крови.

Это кажется ужасным и дико волнительным одновременно, и я сглатываю, испытывая неуместное сейчас, но такое острое желание.

– Марк, я в больницу поеду к Ане… – Регина всхлипывает, а мы отлипаем друг от друга, хотя это физически трудно сделать. – Там… короче, поеду. И похор…

Регина не заканчивает слово и прикрывает рот рукой, а Марк тихо матерится и прикрывает глаза.

– Я тебя подброшу до больницы, сам к похоронщикам заскочу, надо дело делать, хватит уже сопли жевать. Мы этим всё равно ничего не изменим, только выматываемся.

– Но я не могу, понимаешь? Плачу и кричу на кого-то, ору и снова плачу.

Пока они беседуют, я вымываю стакан, из которого пила и ставлю хрупкое стекло на место. Останусь, наверное, надо ж с Анфисой Игоревной наконец-то поговорить.

– Марта, поехали, – Марк оказывается рядом, и я вздрагиваю от звука его голоса так близко. – Нечего тебе тут делать.

– Думаешь, мне можно? Всё-таки рабочий день, я же ещё не уволилась официально. Это некрасиво…

Марк нетерпеливо прищёлкивает языком и головой качает.

– Марта, сегодня тут точно никому уборка не нужна, а матери не до тебя. Поехали. Считай себя официально безработной, – кривая усмешка трогает его губы.

Не узнаю себя, но я действительно готова уйти просто так, по-английски, не прощаясь. Нет, наверняка, я всё-таки объяснюсь с Анфисой Игоревной лично, но точно не сегодня – Марк прав, в этом доме никому не нужна уборка или беседы.

– Марк, смотри! – вскрикивает Регина, и мы несёмся к окну, чтобы поражённо ахнуть чуть ли не хором.

Роман Георгиевич Орлов идёт через двор, неся себя с невероятным достоинством, а следом идут те самые полицейские. Это не очень похоже на конвой, но очень похоже на арест, и я хлопаю глазами, не веря им, до последнего сомневаясь.

– Арестовали, – Регина обнимает себя за плечи и смотрит на Марка. – Это те же полицейские, которые в больницу приходили. Это ведь они? Они ведут дело Ани?

Марк, ставший белее полотна, медленно кивает, а я растираю вдруг онемевшую шею. Да ну, не может этого быть…

– Я слышала… слышала их разговор с Аней, – вдруг говорю, глядя строго перед собой. – В тот день, когда была вечеринка.

Марк со свистом выдыхает, а я поворачиваюсь к нему и изо всех сил стараюсь не плакать, быть сильной. У него в глазах удивление, неверие, непринятие. Но я должна рассказать, это важно.

Меня разрывают на части самые противоречивые эмоции, сомнения, страхи, но я должна вытолкнуть из себя эту правду, освободиться.

– Марк, я не выдумываю, я действительно слышала. Она… Аня, она требовала, чтобы Роман Георгиевич решил уже как-то важный вопрос. Говорила, что больше терпеть не станет, будет действовать. Она ругалась, нервничала. Я… прости, Марк, я не думала, что этим всё закончится, я не представляла! Я вообще не понимаю, может, это и не связано, но его… его арестовали же?

– Твою ж ты мать, – Регина выдаёт ещё несколько выражений покрепче, а я ловлю взгляд Марка, пытаюсь его удержать.

Телефон Регины снова оживает, и это не кажется мне хорошим знаком. Она снимает трубку, отходит на несколько шагов, а я осторожно касаюсь плеча Марка.

– Прости меня, я не знала. Я ведь не думала, – бормочу, а Марк кладёт руку мне на затылок и властным жестом притягивает к себе, лишает кислорода, но его мне заменяет запах человека, в которого успела так бесконечно влюбиться.

Если бы я сказала тогда, если бы понимала, не молчала, то этого всего могло не произойти. Но как… как я могла влезть в чужой дом, в чужую семью со своими глупыми догадками?

– Марк, это мой знакомый… очень хороший человек звонил, – голос Регины звучит твёрдо и в нём сталь звенит. – Там… в общем, я просила пробить телефонные звонки Аньки. Не спрашивай меня! Это было нужно, на ментов надеяться нельзя, нужно и самим шевелиться, – рубит неприглядную правду с плеча. – В общем… ты хочешь посмотреть отчёт?

Решимость покидает её как-то вдруг. Регина опасливо смотрит на Марка, будто тот в любой момент может с цепи сорваться. Тянет ему телефон, на экране которого какая-то таблица, а мне страшно того, что может произойти следом.

Очень страшно.