Невинная для грешника

– Вы в порядке? – спрашиваю, когда Анфиса Игоревна отходит к своей машине и распахивает багажник.

– Да, нормально всё, но бывало и лучше, – криво усмехается и достаёт большой чёрный пакет. – Тут кое-какие вещи, думаю, пригодятся.

– Эм… вещи? Зачем?

Анфиса Игоревна смотрит на меня, не скрывая удивления. Протягивает пакет, который я не тороплюсь брать, и поясняет:

– Ты же знаешь, я благотворительностью занимаюсь, – медленно разжёвывает, как для тупой.

– А мы тут каким боком? – уточняю, чувствуя, что немножко злюсь. Мне стыдно, словно на паперти стою, а добрая тётя протягивает замёрзшей девочке старый пуховик с дыркой на боку и пятном от чебурека.

– Ой, детка, ты не так поняла! – Анфиса Игоревна тихо смеётся. – Это просто… от чистого сердца. Всё равно у меня этих вещей вагон. У нас с твоей мамой размер одинаковый. Зачем добру пропадать? Ну, что ты? Бери же, это для мамы. Всё-таки Диор и Живанши прошлых коллекций это всё ещё Диор и Живанши.

Она настойчиво впихивает мне в руки свой презент, а я решаю, что мама сама с этим разберётся, и пакет шелестит в моей руке, бьётся о колено, битком набитый.

На корне языка растекается горечь. Анфиса Игоревна сейчас, своим появлением возле нашего дома и подарком будто бы намекает: вот мы, а вот вы. Люди, которым нормально отдать ношеные тряпки. И, может быть, я наивна и глупа, но мне это кажется чем-то унизительным.

Нет, я знаю, что у людей такое в порядке вещей: отдать кому-то, кому вещи пригодятся, но что-то я похоже утомилась от навязчивой доброты. Плюс гордая мама… я не верю, что ей это придётся по вкусу.

– Пригласишь? – спрашивает и неловко улыбается. – В горле пересохло, а до ближайшего приличного ресторана ещё ехать и ехать. В вашем районе всё больше наливайки какие-то…

Она передёргивает плечами, а мне за свой район – тихий и удобный – становится обидно. У нас куча нормальных кафешек, не надо тут!

– Извините, у меня не прибрано, да и обстановка далека от приличного ресторана, – говорю, мечтая скорее избавиться от этой странной, совсем мне уже не нравящейся, женщины.

– Ой, что я, беспорядка не видела? Впрочем, как твоей душе будет угодно, напрашиваться в гости не имею привычки.

Её улыбка становится ледяной, а я отступаю на один шаг. Всего на шаг, но так запах жасмина слабеет.

– Анфиса Игоревна, я ещё поговорить с вами хотела, всё случай не представлялся. Я уволиться хочу.

Она будто ожидала от меня этого: медленно кивает, соглашается со мной.

– Хорошо, тогда сегодня-завтра жди на карту полный расчёт. Но всё-таки плохо, что твоя мама тоже уволиться решила.

– Она с вами разговаривала уже?

– Да, – взмахивает рукой, в которой всё ещё зажат айфон последней модели. – Жаль, очень жаль. Твоя мама была отличным работником, мне будет её не хватать.

Я не знаю, о чём ещё разговаривать, но вдруг вспоминаю, что так и не отдала ключи от домика, а внутри остались кое-какие мои вещи.

– Отдашь ключи, когда сможешь. Заезжай на днях, вернёшь пропуск и своё заберёшь, – милостиво разрешает Орлова и снимает машину с сигнализации. – Кстати, Марта. Я хотела ещё кое-что тебе сказать… скажем, вещи – это только повод поговорить без лишних свидетелей, не откладывая в долгий ящик.

Она мнётся, смотрит по сторонам и терпеливо ждёт, когда пройдут люди. У меня почему-то холодеют пальцы на руках, и я растираю друг о друга ладони, греюсь.

– Ты очень хорошая девушка, ты мне очень нравишься, но…

– Но?

– Да, повторюсь! Ты мне очень нравишься и мне бесконечно жаль, но ты… как это сказать? – подбирает слова, а я снова делаю шаг назад. – Я надеюсь ты, Марта, не думаешь, что ваши… эм… отношения с Марком значат для него хоть что-то? Не думаешь, что вы подходите друг другу?

Собираю всю свою решимость и здравый смысл, чтобы выдавить одну-единственную фразу. На большее меня не хватает:

– Это только наше дело.

– Конечно-конечно, – отмахивается, мол, так она и думала, но глаза ледяной сталью режут, без ножа убивают. – Марк мальчик умный и красивый, ясно, что ты влюбилась в него. Дело молодое, я понимаю. Ты тоже симпатичная, но он… он всегда выберет то, что нужно семье. А семье нужен брак с Региной.

– Это вам он нужен, не ему, – хриплю, а в голове настоящий хаос. – У них нет отношений, я в это не верю.

Где нахожу в себе силы разговаривать достойно, не переходить на истерический крик и не мотать сопли на кулак? Но мне кажется жизненно важным: выстоять сейчас, не показать своей слабости. Иначе эта женщина и меня поглотит.

Марк прав был, бесконечно прав. Она гиена и манипуляторша.

Только смысла её слов это всё не меняет.

– Я не знаю, что мой сын тебе рассказывал, – усмехается, – но с Региной их связывает очень много: общее детство, интересы, будущее. Прошлое, в конце концов! Ты просто наивная очень, ты многого не понимаешь. В нашем кругу женятся на равных по статусу. На любви далеко не уедешь.

– Что-то ещё? – спрашиваю и старательно давлю в себе отвращение. К себе тоже, что стою и слушаю это.

Надо уходить, но меня будто что-то невидимое удерживает за горло, к месту пригвождает.