Невинная для Лютого

— Да чтоб тебя… — схватился за спинку кровати до побелевших пальцев и прислушался. В душе кто-то купался. Я с трудом выпрямился и шагнул ближе. Сказали же ей в сопровождении это делать. Сама полезла, рискуя жизнью ребенка?

Я замер около пластиковой полупрозрачной двери. Свет обрисовал тонкую фигурку девушки, узенькую талию, красивые бедра, ножки… Пришлось плотно сжать губы и замереть. Оборвать дыхание на вдохе. Остановить сердце, которое измучило меня горечью вины.

Подожду здесь, потому что если увижу Лину голой, вообще спать не смогу — и так хреново.

Она вышла через минуту, вся в лучах солнечного света и сверкающих капельках воды на плечах. Увидев меня, на миг замерла, сжав в кулачках полы широкого скрывающего тело полотенца, но через секунду нервно улыбнулась:

— Проснулся? — Прошла к своей кровати, присела, как ни в чём ни бывало, принялась вытирать светлые волосы вторым полотенцем. — Макс прислал людей, починили душ. Ополоснись, ты весь в крови. Только голову не мочи, врач запретил. — Застыла на миг и, обернувшись, полоснула меня взглядом, как клинком: — Да, я беспокоюсь о тебе. Нельзя?

И, тут же отвернувшись, будто ничего не произошло, продолжила вытирать гриву золотистых волос.

— Можно, — я стянул с себя грязную рубашку, бросил на пол. — Только зачем? — стоял к ней спиной, но чувствовал, как смотрит. Скользит ненависть между лопаток. Наверное, Лина вонзила бы в меня острие ножа, если бы не цепь, что связала нас.

— У тебя амнезия? — иронично спросила она. — Всё, что я вчера тут говорила, не дошло до твоего понимания?

— Тогда спинку потри, невеста, — хмыкнул и, скинув брюки и белье, осторожно забрался в кабинку душа.

— С тобой всё порядке? — затмил шум воды звонкий голосок. — Э… тут Макс интересуется. Голова не кружится?

Захотелось подшутить над ней, но я сдержался. Эти порывы к нормальному общению раскалывали меня пополам. С одной стороны — ненавидеть было легко, никакой ответственности, никаких преград. Делай, что хочешь.

А с другой, понимать, что девочка чистая, искренняя и совсем не похожа на ублюдка-отца, что перед боем душил меня в коридоре и приказывал проиграть, — больно.

Какой же я ублюдок в ее глазах… сложно даже представить.

Я уперся лбом в стену и плевал, что вода попадает на рану. Мне жить совсем не хотелось. Не было ни единой надежды, что Сашка еще дышит, а второй ребенок выживет после всего, что я сделал. Это расплата. Все понимаю.

Милка смеялась, когда я волновался за сына. Мол, слишком его опекаю, а должен воспитывать в нем мужчину, давать свободу. Он падал — она даже не дергалась, хотя у меня все сжималось от одного вида. Улыбаясь, подавала малому руку и вела его дальше. И он не плакал. Даже с разбитой коленкой не плакал. Даже когда ему врач накладывал швы — сцепив зубы, смотрел на меня большими синими глазищами и не… Пла-кал.

Дверь открылась, меня вытащили ребята Макса. Сам он, стоя рядом с обнимающей себя испуганной Ангелиной, что-то успокоительно ей говорил. Врачи и медсёстры окружили, едва ли не насильно принялись делать перевязку. Я инстинктивно отмахнулся, кажется, кому-то попал в нос.

— Я просто увидела, что у него взгляд… мёртвый, — доверчиво призналась Максу Лина. — И на вопросы не отвечал. Сразу поняла, что-то не так.

— Сотрясение, — буркнул врач. — Не шутки. Надо лечиться, а не скакать словно жеребец. Главное — покой.

— Удержишь его, — вздохнула Лина.

— Серый… — получилось выдавить сквозь вату в горле и отклониться от чьих-то рук. Мир вертелся и не хотел останавливаться. — Что с ним? — глядя, как медбрат вытирает нос, я потупил взгляд.

— Живой Волчара, шкура у него крепкая, за себя беспокойся, — бросил раздраженно Макс и, отступив от Лины, надавил на мое плечо.

— Да все со мной в порядке, — прорычал я и схватил руку испуганной медсестрички, что пыталась сменить повязку. — Макс, — я пробил толпу в комнате диким, безумным взглядом и крикнул: — Убери их всех! — выдохнул и все-таки позволил Орлову усадить себя на кровать.

Друг подошел вплотную, всмотрелся в мое лицо, будто пытаясь узнать по глазам. Скривился от моего шрама и коснулся своего лица — у него тоже есть отметина, и он сам не захотел себя делать чище — отказался от пластики. Я невольно последовал его примеру, когда выжил.

Макс присел рядом и, неожиданно подавшись ко мне, обнял, как в старые добрые времена после боя, только теперь намного сильнее. Или я оказался слабее?

— Лешка, сам тебя прибью, еще раз такое вытворишь! — он ругался, улыбаясь, а меня коробило. Он не представляет, через что я прошел, чтобы хоть как-то собрать себя до кучи. Чтобы выжить и не свихнуться.

Я не мог скрывать правду от близкого человека, потому выглянул из-за плеча Орлова и, обращаясь к нему, но глядя на Кирсанову, попросил:

— Нам нужно поговорить. С глазу на глаз. Со мной все нормально. Повязку сменили? Отлично. Пусть все идут вон.

Максим похлопал меня по спине и нехотя отстранился. Поднялся, поморщившись, отчего ожог на щеке пошел бургами, и быстрыми знаками приказал ребятам покинуть палату. Охранники «нежно» вытолкали медсестру и врача и сами исчезли за дверями.