— Я не хочу… жить. Макс. Я хочу спасти своих детей.
У Орлова округлились глаза.
— Сашка жив?
Я неопределенно покачал головой.
— Возможно. Не знаю. Но и этот не выживет, если мы с Линой проколемся, а я не могу. Не могу, понимаешь? Втянул ее, а теперь жалею, но уже нет обратного хода.
Макс ходил по палате, скрипел зубами, а потом присел на тахту возле стены.
— Заче-е-м? Не понимаю зачем ты поднял на нее руку? Она же… да любой скажет, что невинная! Лешка-Лешка, завязать тебе хрен узлом нужно.
— Она дочь того, кто убил Милу, — последнее исчезло в шепоте. В голове стало пусто, сумрачно, будто меня кувалдой долбанули.
— Ты уверен? — сквозь вату послышался вопрос.
Я снова кивнул, отчего в голове загудело.
— Был. Уверен.
— Сссууукааа…
Мы еще долго сидели, и Макс узнал все, что я мог сказать. Мрачность с его лица не сошла, губы сжались плотнее, а в глазах появилась серебристая тьма. Таким он был несколько раз на моей памяти.
— Выздоровеешь, — наконец встал он, — я тебя вытащу за шиворот на ринг, урод. Ты понял? Я не шучу сейчас. И такое с рук не спущу. Будешь умываться кровью за все, что ей пришлось пережить.
— Да хоть сейчас бей, — огрызнулся я.
— Сейчас, если трону, убью нафиг, а меня Поля дома ждет с малявкой, я не настолько туп. В отличие от некоторых.
— Макс, пожалуйста, не оставь детей, если я окажусь за бортом, — сказал я, когда Орлов быстрым шагом поперся к выходу.
— Я тебе «окажусь», — обозленно повернулся он. Прицелился в меня указательным пальцем, хорошо что не оружием, что выглядывало из-под пиджака. — Я тебе так «окажусь», что будешь вспоминать дядьку Орла на том свете. А сейчас взял себя в руки, Алексей, и стал мужчиной, а не пещерным человеком, что умеет только трахать и бить. Ты меня понял?
— Я не могу.
Макс коснулся ручки двери, но не открыл ее, вернулся ко мне. Встал над кроватью горой.
— Что? Что ты не сможешь?
— Играть не могу, — я потер грудь, потому что от этих слов будто сверло под ребрами крутилось.
Друг хмыкнул, снова подошел ближе, всмотрелся уже другим взглядом, стылым и холодным, в мое лицо, а потом твердо сказал:
— А ты не играй.
— Как это? — я подался назад, потому что громада Макс душил своей тенью.
— А вот так. Думаешь, не вижу, что мучаешься ты не просто так? По глазам же все можно прочитать! Она тебя зацепила. Позже, но все равно. Как иголка вошла под кожу и бередит рану. Милы нет, отпусти ее. Сейчас у тебя в руках жизнь маленького беззащитного Ангела, и ты обязан девочку спасти. Без тебя эти суки ее растерзают. Нашел с кем связаться! Кирсанов, Носов, бляха-муха — это же звери, я с ними даже за стол переговоров не сажусь, не то чтобы еще в какие-то дела ввязываться. Чехов давно считается вором в законе, об этом все сильные мира сего знают и никогда с ним не связываются, только договариваются. А ты спутался с монстром, и тут даже Кирсанов — пешка.
— А я тогда кто?
— Никто. Ты отнюдь не кукла, а лишь веревка в руках кукловода. Я не отрицаю, что папашка Лины мразь, но девчонку-то за что?
— А моего Сашку за что? А Милу?
— Ты нашел доказательства? — Орлов так ярился, что слюни брызгали во все стороны. Я понимал его ярость. Если бы мог, и сам бы себя пилил, но в башке последние дни настоящий фарш, и сил остался пустой баллон.
— Их уничтожили, зачистили, — я не оправдывался, но звучало мерзко, знаю. — Потому и прятался, чтобы Кирсанов думал, что свидетелей нет, но я есть!
— Сомневаюсь, что ты есть, — бросив сухо, Макс повел плечом, будто сбрасывал с себя противные прикосновения, и презренно скривился. — Береговой Лешка, мой друг, который умер два года назад, себе бы не позволил поднять руку на женщину.
И ушел, хлопнув дверью.
Глава 46. Ангел
— Девочка, держи, — мне в руки сунули тарелку, а я сжалась, будто в ожидании удара.
Мужчина тут же отступил и, полоснув меня странным взглядом, поднял руки:
— Прости, не думал, что испугаю. Я лишь хочу, чтобы ты поела. Вид у тебя… будто неделю не кормили. Бледная, худая. У меня дочка твоего возраста. Я бы ей всыпал за такую строгую диету.
Он коротко улыбнулся, и лицо незнакомца будто исказилось от боли. Словно его мышцы не привыкли к подобным ужимкам. Я лишь кивнула и, спрятав взгляд, отступила к окну. Положила в рот кусок мяса и, жуя, посмотрела в окно. За спиной переговаривались люди Макса. Поневоле прислушиваясь, отметила, что обсуждают Лютого. Называют его имя и фамилию, будто это обычный человек, а не монстр, ломающий жизни.
Но верить я могу лишь ему. Никто из этих людей и не подумает обо мне, я для них — никто. А, судя по мрачным лицам и оружию, с которым не расставался ни один из присутствующих — они ничем не лучше тех, кто напал на меня. Просто сейчас они на нашей стороне. Нашей… Не моей. На моей стороне никого, кроме Лютого, который вынужден смириться с этим.