Между прочим, там они еще не бывали, хотя и жили поблизости. Утренний ливень прекратился. Высокие, облитые солнцем облака еле заметно плыли в лазури, постепенно сгущавшейся до лилового оттенка над кронами деревьев за озером. Плющ и герань, посаженные по обе стороны от металлического моста, нависали низко над водой, и гребцы весело смеялись, покачиваясь в яликах, когда листья задевали их лица.
Парк понемногу оживлялся после дождя. Спрятанные поддеревья шезлонги выносили наружу. Их тонкие ножки утопали в мокрой траве, когда люди устраивались поудобнее небольшими группками, чтобы полюбоваться розовой клумбой или прекрасным далеким видом в удобной близости от кофейни и туалетов. Любители воскресного моциона степенно выгуливали собак в зарослях лаванды и дельфиниума. У входа в кофейный домик росла очередь. В саду королевы Марии розы, набравшись свежих сил, раскрывались после дождя, на лепестках с нежно-розовым или ярко-желтым узором сияли последние капли.
Пока мать прохаживалась между кустами, Филиппа присела на скамейку и вынула из сумочки карманный томик лирики Донна, купленный с рыночного лотка за десять центов. Над головой качалось огромное дерево, густо усыпанное мелкими белыми розами со сладким ароматом. Время от времени его ветви усеивали траву и клевер метелью крохотных лепестков и золотых тычинок. Солнечные лучи согревали лицо, навевая ласковую полусонную меланхолию. Девушка не могла припомнить, когда в последний раз гуляла по саду королевы Марии. Должно быть, никогда. Морис предпочитал красоту зданий красе природы, пусть даже настолько прирученной, укрощенной и упорядоченной, как здесь. Перед мысленным взором всплывал единственный сад — Пеннингтон, изумрудные заросли, из которых выходил ей навстречу воображаемый отец. Странно, что столь живописное воспоминание, яркое до рези в глазах, пронизанное теплом, ароматом и медовым вечерним светом, не более чем детская выдумка. Зато сейчас вокруг нее все настоящее. Морис был прав насчет архитектуры. Природе нужен контрастный фон из камня и кирпича. Фронтоны и колоннады террас, причудливые очертания зоопарка, даже технократический фаллос башни управления почт и телеграфа, вознесшейся над цветущими изгородями, лишь прибавляли парку очарования, аккуратно подчеркивая его границы. Насколько нестерпимым казалось бы это буйное великолепие, растянись оно до бесконечности, будто некий запущенный Сад Эдема!
Филиппа прекратила созерцать качающиеся розы и опустила взгляд на свою мать. Девушка почти не сводила с нее взора, порой со смутным стыдом осознавая себя чем-то вроде новой надсмотрщицы. Мэри с наслаждением нюхала огненно-красный цветок, нежно взяв его в руки. Большинство любителей закрывают глаза, вдыхая запах, но эта женщина распахивала их пошире. Она предельно сосредоточилась, так что лицевые мышцы напряглись до боли, и стояла с отрешенным видом, недвижнее статуи, не замечая вокруг ничего, кроме розы в ладони.
Тут-то девушка и увидала незнакомца. Он вышел на тропу приозерного склона — невысокий седоволосый очкарик в обществе молодой слепой женщины и собаки-поводыря с кофейного цвета шерстью. Взгляды пересеклись, и губы Филиппы, лениво наслаждавшейся теплым солнечным днем, сами собой расплылись в улыбке.
Результат был весьма неожиданным. Мужчина остолбенел, расширив глаза от недоверчивого ужаса, потом круто развернулся и, подхватив спутницу под локоть, чуть ли не силой повлек ее прочь.
Дочь Мэри Дактон в голос расхохоталась. Не такой уж страшненький этот простофиля, чтобы ни единая девушка не улыбалась ему, хотя бы случайно. Или он принял ее за соблазнительницу, укрывшуюся в ароматных розовых зарослях?.. Филиппа проводила чудную парочку взглядом. Интересно, какие у них отношения — отца с дочкой? И как он теперь объяснит свое поведение? А может… Неужели они где-то виделись? В уме возникло что-то неотчетливое… Хотя, конечно, такое лицо трудно запомнить. И все-таки чувство смутного узнавания почему-то ее рассердило. Девушка уставилась в книгу, решительно выбросив чужака из головы.
15
— В чем дело? Что случилось? — испуганно промолвила Вайолет Хэдли. — С вами все в порядке?
Наверное, он слишком резко сжал ее локоть. Или же спутница уловила запах волнения и животного страха? Говорят, слепые наделены особым чутьем. Скейс намеренно сбавил шаг.
— Простите. Просто заметил кое-кого со своей бывшей работы. Не хотел заводить беседу.
Девушка молчала. Должно быть, решила, что Норман стесняется показаться с ней перед знакомым человеком. Скейс поспешил прибавить:
— Я всегда его недолюбливал. Надоеда еще тот, вечно лез не в свои дела — ну, вы знаете, как это бывает. Прилипнет, потом не отвяжешься.
— Похоже, он сделал вам очень больно, — мягко сказала Вайолет.
— Да нет. Не так уж… Просто… Я-то надеялся благополучно обо всем забыть, а тут он… Знаете, на этой клумбе такие красивые желтые розы. Непременно разыщу табличку и скажу вам, как они называются.