Сердце пропустило удар, а затем стремительно понеслось вскачь, когда Паоло поднял голову и взглянул на старый дом с чуть обшарпанными стенами и такими знакомыми, типично итальянскими окнами с зелёными створками.
Как мило выглядят для стороннего зрителя такие вот дома, как этот. И как много грязного и больного скрывают в себе для тех, кто знает, что прячется за живописным фасадом на самом деле.
Лёгкие сдавило невидимой тяжёлой рукой, когда его взгляд метнулся к знакомому окну на первом этаже. На карнизе в темно-зеленом ящичке уютно расположились миниатюрные розовые цветы. И эта мелкая деталь вдруг ясно дала ему понять и без того очевидную вещь: матери здесь больше нет. У нее никогда не росли цветы на окне. Ничего лишнего. Только кровать и бутылка…
Паоло сглотнул, ощущая, как по нутру расползается тяжесть. Впервые за прошедшие с того ужасного дня годы он не испытывал ненависти к своему прошлому и женщине, что его родила. Только горечь. И сожаление, что ее жизнь сложилась именно так. Он и сам пошел кривой дорожкой и, если бы не Марина, и по сей день занимался бы тем, что ломал чужие жизни, мстя за собственную. А ведь никто из тех, кто оказывался в «Парадизо», не был перед ним ни в чем виноват, как и он сам не был виноват в том, что родился нежеланным и ненужным. Но только теперь он понимал, что выйти за пределы порочного круга – куда сложнее, чем ступить в него. Можно обвинять весь мир в своих несчастьях, упиваясь собственной мерзостью, но гораздо больше силы духа требовалось, чтобы вылезти из жестоких жизненных жерновов все ещё человеком.
Ему чертовски и незаслуженно повезло, что он получил шанс начать все сначала, оставив позади всю грязь и самое худшее, что в нем было. Что обрел женщину, которая напомнила ему то, что он давно забыл и пробудила то, что считал себя неспособным испытывать. Марина... Его якорь и паруса, сила и слабость… Его единственная причина жить.
С того дня, как он переступил порог ее дома и попросил ее руки, они не расставались. И только сегодня он впервые оставил ее на продолжительное время одну. Потому что чувствовал: этих, последних демонов, он должен победить сам. Закрыть самую тяжёлую страницу жизни собственноручно.
Паоло перевел взгляд на входную дверь дома, у которого стоял, словно статуя, уже, должно быть, добрых несколько минут. Нет, конечно матери здесь давно уже не было и быть не могло. И он пришел вовсе не за тем, чтобы искать ее следов. И не за тем, чтобы узнать, не поплатилась ли она за его грех.
Перед глазами снова возникли жуткие картины, которые отгонял от себя много лет, не позволяя себе вспоминать, блокируя прошлое и тем самым – свою способность чувствовать. Он годы напролет делал все, чтобы задеревенеть душой, а сейчас хотел совсем обратного – пережить все ещё раз и отпустить. Не держать внутри, позволяя ранам гнить и гноиться, а просто принять все былое – и жить с этим, зная, что способен перешагнуть через то, над чем был всё равно не властен.
Да, он пришел сюда только за этим. Или всё-таки нет?
Неожиданно для себя самого Паоло подошёл ближе и, немного помедлив, все же нажал на дверной звонок. Он совсем этого не планировал, но в данный момент ощущал, что если не выяснит все до конца – просто не сумеет поставить в этой истории окончательную точку.
Он уже думал, что ему никто не откроет, когда за дверью наконец послышались шаркающие шаги, и она распахнулась, являя его взору незнакомого мужчину в возрасте – лет, должно быть, шестидесяти или чуть меньше. Матери сейчас, наверное, могло быть примерно столько же.
Старик смотрел на него внимательно, а он стоял, также пристально глядя в ответ и тщетно пытаясь угадать в нем кого-то знакомого.
- Чем могу помочь? – наконец спросил мужчина и Паоло, словно очнувшись от оцепенения, наконец решительно заговорил:
- Добрый день. Извините за беспокойство, я ищу человека, который когда-то жил в этом доме. Много лет назад.
- Кого?
- Лайлу Раньери.
Бросив на него ещё один оценивающий взгляд, старик отступил и распахнул дверь шире:
- Проходите.
Паоло ощутил, как по спине пробежал холодок. Неужели мать все ещё здесь и он сможет ее увидеть? К этому он был совершенно не готов.
- Она все ещё живёт тут? – спросил он, следуя за стариком, который направился в небольшой внутренний дворик, мощеный плиткой, где в тени единственной оливы стояли стол и несколько стульев. Жестом предложив Паоло присесть, мужчина расположился сам и, сложив руки на груди, поинтересовался:
- А кем вы ей, собственно, приходитесь?
Он мог солгать, отделаться общими, пустыми фразами, но почему-то вдруг сказал:
- Я ее сын.
Мужчина кивнул, принимая его ответ.
- Меня зовут Клаудио Кавалли и, хотя я не знал лично вашей матери, могу вам кое-что рассказать. Садитесь же, - махнул он на стул напротив себя.
Паоло сел, ощущая, как внутри зарождается нечто, похожее на нетерпение.
- Пожалуйста, рассказывайте, - попросил он.
- Эту историю знает весь квартал, - пожал плечами старик. – Полагаю, вы тот самый Паоло Раньери, что пропал много лет назад?