– Раньше Ханна любила свечи и никогда без них не засыпала. Главное нужно было их тушить, когда она уснет. Но в тот вечер я об этом даже не вспомнил. Я просто быстро вытолкнул няню из квартиры и, проверив, что Ханна спит, занялся другим делом. Я… Мадлен, ей было четыре. Не знаю, зачем она встала и каким образом загорелась ее пижама, но это случилось. Я позвонил 911. Родители уже приехали в клинику, и я думал, что больше они никогда не назовут меня своим сыном. Но со временем все понемногу наладилось. Меня не винили, потому что каждый день я делал это сам.
По щекам Мадлен бегут слезы.
– Больше года Ханна не разговаривает. Она все тот же милый и забавный ребенок, но услышать от нее можно не больше трех слов в день.
– Мне так жаль, – всхлипывает Мадлен.
– Каждые две недели я вожу ее к самому лучшему доктору. Мы справляемся с этим.
– Но твоя вина съедает тебя, Стайлз. – Она смотрит мне в глаза. – Ты должен простить себя.
– Я не могу. Ее тело изуродовано на всю жизнь. Ее шрамы – это и мои шрамы, и мне с этим жить.
Мадлен опускает глаза и снова прижимается ко мне.
– Тогда я помогу тебе.
Мы молчим какое-то время. Я даю время Мадлен все это переварить, а сам мучаюсь воспоминаниями. Они слишком свежи.
– Знаешь, что еще? – Я кладу руки Мадлен на плечи, заставляя выйти из задумчивости.
– Что?
– Та девушка просто испугалась и убежала. Даже ничего не сделала, чтобы помочь. С тех пор мы не виделись. Мне было шестнадцать, она должна была стать моей первой. Тогда меня это так интересовало.
Мадлен прикусывает губу.
– Значит, она…
– Нет, мы не успели.
– О.
– Что и все?
– Что ты имеешь в виду? – удивляется Мадлен.
– Ты не спросишь, с кем?
– О, нет! – Мадлен упирается руками мне в грудь. – Почему ты заговорил об этом? Ты хочешь мне поведать о своих сексуальных похождениях? Думаю, знать о том, что ты в прошлом году был еще девственником, мне вполне достаточно.
– Но мне больше и не о чем рассказывать, – спокойно продолжаю я.
– Вот и славно. – Мадлен выдыхает, затем удивленно округляет глаза. – Подожди. Что ты имеешь в виду?
– То и имею. Мне не о чем рассказывать.
– То есть ты…я совсем запуталась. А как же все эти девочки в школе?
Я смеюсь.
– Какие девочки? То, что пару раз на вечеринках я закрывался в комнате с девушкой, ничего не значит.
– Тогда почему говорят иное? – Мадлен действительно запуталась и с трудом пытается понять, что я хочу ей сказать.
Поэтому я решаю все выложить на чистоту.
– Мадлен, у меня не было секса ни со Стеф, ни с какой-либо девочкой из нашей школы. Они болтали это сами. Не знаю почему, но по какой-то причине им было неловко, что я отказал. И вместо того, чтобы назвать меня «импотентом», они врали, что спали со мной. Стив подливал масла в огонь, болтая о том, что у меня куча «телок» в Бостоне, куда я часто езжу. Ведь никто из них не знает причины моих поездок. Ну а я просто молчал. Не соглашался и не отрицал.
Мадлен открывает рот, потом снова закрывает.
– А у тебя были проблемы?
– Нет, – со смехом отвечаю я. – Слава богу, таких проблем не было. Просто прошло мало времени с того случая, и я не хотел этого.
– Бедные девушки, – бормочет Мадлен.
– Не верю своим ушам. Я только что сказал, что ты – единственная девушка, с которой у меня был секс, а ты жалеет других.
Мадлен снова забирается на мои уже спущенные ноги.
– Я надеюсь, ей и остаться. Этой единственной, – шепчет она мне на ухо. Затем она облизывает мою мочку с серьгой, а я с тихим рыком укладываю ее на пол.
– Даже не сомневайся в этом.
Мы начинаем целоваться.
– Стайлз, – бормочет Мадлен между поцелуями. – Значит, та ночь была и твоим первым разом? Вот что ты шептал мне тогда.
– Ты только что это поняла? – смотрю на нее сверху вниз. – Знаешь, что еще?
– Что?
– Несмотря на то, каким ужасным образом закончился тот вечер, у меня есть то, что может даже радовать.
– И что же это? – интересуется Мадлен.
– То, что я не переспал с той девчонкой. Я великий идиот, ведь уже тогда я с ума по тебе сходил. Но решил, что…
– Неважно, – прерывает меня Мадлен. – Не думай больше об этом.
Больше мы не разговариваем.
Эту ночь мы действительно не спим. Поделившись с Мадлен тем, чем не делился ни с кем, наши и без того легкие отношения превращаются в нечто большее. Мне становится легче. Эта ночь откровений и объедания печеньем с арахисовым маслом. Я все же раскладываю комиксы около пяти утра. И только после шести, когда солнце поднимается выше, я собираюсь уходить.
Мы прощаемся у двери, когда Мадлен резко хлопает себя по лбу.
– Чуть не забыла! Жди здесь.
С этими словами она мчится наверх и возвращается меньше, чем через минуту. В ее руках небольшой красный футляр, который она протягивает мне.
– С Рождеством.
– Мадлен, не нужно было…
– Открой.
Я подчиняюсь. Открыв коробку, я не знаю, что сказать. Ведь я так же, как и она был впечатлен оперой. И теперь каждое напоминание о Щелкунчике связано с ней.
– Тебе нравится? Или это глупо? – С беспокойством спрашивает она.
Вместо ответа я целую ее в губы.
– Люблю тебя. Спасибо.
– Люблю тебя, мой Принц, – отвечает она.