Невинный трофей для охотника

В коротком платье, завернувшись в кофту, Соня переминается с ноги на ногу. Топчет высокий снег, смотрит в небо. Ее длинные волосы рассыпаются по плечам и полностью скрывают узкую спину.

Девчонка начинает активно прыгать, согреваясь на морозе, в движениях головы читается напряжение, она осматривается, отвлекается от зрелища, уворачивается от объятий Бима. Пацан же виснет на ней, ржет, толкается с дружком, чуть не задевая Соню.

— Ушлепок, — рычу.

Не позволяю больше себе думать, сбегаю по лестнице до первого этажа, трель домофона противно звенит под высоким потолком фойе.

Толкаю дверь. Мое появление как никогда вовремя.

Девочка в объятиях Бима. Взгляд у пацана расфокусированный, зрачки за исключением тонкого светлого обода поглотили радужку. Ясно. Пацан пошел по проторенной дорожке. Как я и предполагал.

— Но у тебя, мужик, проблемы будут позже, — выплевывает заносчиво.

Когда-то и я был таким, казалось, что все должны проникаться после моих идиотских заявлений, типа: "У тебя будут проблемы, мужик". По факту они вызывают смех. Я никогда не задумывался, кто стоит передо мной, хотел казаться круче, а уж порисоваться перед девчонкой — святое дело. Вот и Бим не думает, но ему простительно, он уже чем-то спалил мозг.

— Идем, — протягиваю руку Соне.

Ее ладонь тонет в моей. Холодная, маленькая. Девочка замерзла, но не подает вида, избегает взгляда.

Своим видом она как никогда напоминала о нашей первой встрече. Также задирала нос, воинственно раздувала крохотные ноздри, злилась.

Ничего, злость полезное чувство. В следующий раз подумает, перед тем как решаться на глупость. В следующий раз…, — открываю входную дверь. Я не хочу, чтобы это "раз" состоялся!

— Ты на меня не злишься?

— Только на себя, — отвечаю совсем сдавленно, будто получив под дых.

Сколько я уже избегаю девчонку? Сколько веду переговоры с самим собой? Месяц или два? И вроде твердо решу, что она не для меня…  правильней будет признать — я не для нее. Пара бессмысленных фраз, между нами, испуганный взгляд (Соня всегда на меня смотрит с тревогой, будто не зная, что от меня ожидать), и казавшиеся до этого аргументы железобетонными терпят крах.

Снимает кофту, обнажая хрупкие плечи, оправляет вырез платья, приоткрывая верх округлой груди.

— Можно мне тоже? — тянет руку к бокалу с алкоголем.

Мнит себя взрослой.

— Как-то мало.

Была бы моя воля, самое крепкое, что ты попробовала на язык был бы кефир, в крайнем случае — квас.

Выпивает глоток. Морщится, обмахивается руками.

— Еще?

— Откажусь.

За окном разрывается Бим, орет мартовским обдолбанным котом.

— Хочешь спуститься? Бим тебя зовет.

— Тебе приятно меня задевать? — отвечает воинственно, но я слышу в словах обиду.

— Не очень, — говорю вслух, а про себя добавляю: нет, это малодушный способ (самое то для взрослого мужика) держать тебя на расстоянии. Не позволять проникать глубже под кожу. Не занимать мысли.

Соня бросает боязливый взгляд и осмеливается взять бокал с коньяком из моих рук. И мне нравится этот факт, какая-то мелочь создает иллюзию близости, доверия. Желанного, но совершенно ненужного.

— Почему ты меня спас? Только ответь честно, без шуток. Почему не убил? — один за другим бьет вопросами. Бьет точно, сильно. Смотрит не моргая, ждет ответа. И у меня не получается врать, глядя в доверчивые глаза.

Как она не растеряла наивность? Не озлобилась? Не пропиталась цинизмом?

Звонок сестры отвлекает девчонку от расспросов, и дает время сбавить обороты беседы.

Впервые в жизни мне требуется услышать от кого-то, что меня не боятся, не презирают, не считают чудовищем. В мире нелюдей такие как я третий сорт. В мире же людей, где законы отличаются от ставших мне привычными, я… убийца. А кто я для девчонки с огромными зелеными глазами?

Недолгий разговор с Элей только подталкивает к откровениям, я озвучиваю одно воспоминание за другим. Не хочу приукрашивать, долбанная честность, пусть Соня решит, кто я, зная правду.

— Зачем ты мне это рассказал?

— Рассказал, что ты не считала меня чудовищем. Я человек.

— Я никогда так не считала, — отвечает искренне. Я в этом уверен. Ведь Соня не умеет врать.

Смутившись, тянется, не смотрит в глаза, ее взгляд прикован к моим губам. Соню всегда приводит в замешательство моя близость, она начинала перебирать руками край кофты или молоть откровенную чепуху, покрывалась румянцем, отводила взгляд, сбегала, едва стоило приблизиться, а сейчас захмелевшая старается переступить черту.

Идиот, признай уже, что не просто так вывалил на нее историю своего детства и юности. Ты хотел оправдать себя, вызвать жалость. Доверил то, что никому не рассказывал, отмалчивался, если задавали вопрос. Обнажил душу. Ты уже впустил ее в свою жизнь. Поздно разыгрывать отстраненность и равнодушие.

Наблюдаю за ее неуклюжей попыткой поцеловать меня: упала, соскользнула на пол громыхнув стулом. Сидит, гладит ушибленные коленки. Наверняка больно. Смелость подрастеряла, точно хочет сбежать, сделать вид, что ничего не произошло.

Хватит. Добегались.

Соню страшно касаться. Кажется, что я ее испачкаю, запятнаю, оставлю грязные следы.