Невольница князя (СИ)

И вот, странное дело, эти огромные хищники всегда только одну подругу выбирали. А если кто из пары погибал, то сами не жили. Не единожды Властимир встречал сбросившихся со скал животных. А ведь могли бы селиться стаями… Один в общине мужского рода, пятой-другой женского. Все, как у людей.

Лютоволк снова заскулил.

— Не услышит тебя, можешь не рвать глотку, — и, заметив недовольный взгляд, добавил: — Видно, хорошая у тебя жонка, раз тоскуешь.

Но его слова были встречены фырканьем. Зверь нагнул голову, показывая ухо, край его был надорван. Властимир изумленно присвистнул.

— Она сделала?

Лютоволк кивнул.

— Зачем тебе такая непокорная? Одна головная боль!

Но желтыми огнями сверкнули звериные глаза: потому что любит! Единственная она, самая желанная. Для нее вышел к людям и не считал просьбу о помощи унижением, потому как ради волчицы и детей был готов на все.

Властимир хотел рассмеяться, но не смог.

На ум почему-то пришла Забава. Ее потухшие глаза и опустившиеся плечики. Печаль наложницы тревожила сердце. Но хуже того — подталкивала прислушаться к женским словам, отыскивая в них зерно истины. А ведь так быть не должно!

Круто развернувшись, Властимир зашагал обратно. Лезут в голову всякие глупости! Вышвырнуть бы их, как шелудивых псов, а вот не получается.

И ноги сами бегут обратно. Не хочется оставлять Забаву одну слишком надолго. В своих воинах Властимир был уверен. Не одну битву плечом к плечу выстояли. Однако сейчас не терпелось вернуться. Да и поздно уже, пора наложнице оказать внимание своему господину.

* * *

— Сегодня доедем до жилья. Без моего дозволения не говорить, далеко не уходить. Здешние волхвы девок не жалуют, поняла?

— Да, господин…

Властимир хмуро взглянул на нее и вышел из-под навеса.

А Забава принялась дальше переплетать взлохмаченные после сна косы. Еще бы помыться ей — семя князя до сих пор пачкало бедра, — и еще не забыть корешков против тягости съесть. Ребенка быть не должно.

Пальцы дрогнули, и гребень — подарок князя — больно ткнулся в кожу на шее, добавляя к душевной боли телесную.

Забава сморгнула подступавшие слезы.

Все эти дни сердце глодала тоска. И страсть мужчины не могла от избавить от давящего на грудь чувства. Болезненные ласки и страсть были по-прежнему приятны, но внутри будто заледенело.

Князь это чувствовал и злился. Брал ее все напористей. Однако каждый раз испытанное наслаждение было лишь тенью предыдущего, а сегодня и вовсе не случилось. Властимир остался недоволен. Но притворяться на ложе она не могла. И не хотела.

А тревога становилась с каждым ударом сердца все сильнее. Казалось, даже воздух ею исполнен. На каждый вздох оседает в груди пепельно-серой горечью. И расползается во все стороны… Что-то ждет их! Нехорошее очень, гадкое.

Крепче перевязав косы, Забава спрятала их под платок. Зеркала у князя не было, пришлось делать наощупь. Потом скорее взялась за полотенце — как могла обтерла кожу.

А за пологом навеса уже фыркали лошади. Громко так… испуганно.

Обернув рубаху и накинув душегрейку, Забава поспешила на воздух.

— Ой, мамочки, — шепнула, едва взглянула вокруг. — Это… это…

— Кровяная роса, — проскрипел стоящий неподалеку Пересвет.

А на сухом лице ни капельки ужаса или хотя бы удивления. Будто ему привычно наблюдать бурые потёки на деревьях и стенах навеса.

— Н-но почему? Часто это… так?

— В Топях почти всегда зимой. Говорят, так нечисть оплакивает сдохшую распутницу.

И, сплюнув на землю, Пересвет удалился.

Забава же пошла в другую сторону.

Ещё один нашелся! Не знает, что случилось, а клеймо ставить торопится. Сам-то как? Блюдет целомудрие? Что-то сомнительно!

Охваченная гневом, Забава не сразу заметила, что вышла к самой окраине лагеря.

Наверное, и дальше бы убежала, однако рядом серой тенью соткался лютоволк и перегородил ей дорогу.

— Гр-р-р, — заворчал тихонечко.

Мол, куда собралась?

— Никуда, — отвернулась, стряхивая с себя веточки кровавые капли росы. — Погулять решила перед дорогой.

А зверь осторожно боднул ее лбом в ноги — приказывал назад поворачивать. Наверное, тут было опасно. И Забава хотела уже послушаться зверя, как из чащи донёсся приглушённый детский плач.

Там ребенок!

Не помня себя, Забава рванулась на помощь и тут же была сбита с ног лютоволком.

— Пусти, — забарахталась под тяжёлым телом. — мне нужно… нужно туда!

Но над головой вдруг прогрохотало:

— Не смей даже!

И ее как пушинку дёрнули вверх. Князь!

— Это нечисть! — зарычал зверем. — Мавки к себе зовут! Никогда, слышишь? Никогда не ходи на зов — ребенок это, женщина или зверь. Поняла?!

И Властимир встряхнул ее, будто тряпичную куклу. А у самого глаза бешеные. И лицо словно из камня высечено — только жилка на виске колотится.

— П-поняла, господин…

И всхлипнула — синяки на плечах останутся от такой хватки! Князь отшатнулся. Перехватив ее за руку, поволок за собой.

— Сказано же было не уходить далеко! — продолжал ругаться. — Цепью прикую!

Забава молчала.