Невольница князя (СИ)

Забавушка громко всхлипнула, но все же отдала дитя. И хоть девочка ничего почти не весила, а показалось, будто вся тяжесть земли в его руки легла. Поднявшись, Властимир побрел к краю полянки, туда, где сверкали желтые глаза лютоволка.

Зверь тоже крутился рядом, и не один. Прижавшись к земле, жалобно мявкал Баюн. И даже в сумраке ночи князь видел крупные слезы, катившиеся из кошачьих глаз.

Горло вновь сдавило судорогой. Но, собрав остатки воли, Властимир сказал так почтительно, как умел:

— Веток надо. Прошу, помогите собрать…

Топь всколыхнулась могучей волной. Не только Серый и Баюн, все болото кинулось исполнять просьбу. Деревья стряхивали с себя высохшие прутья, присмиревшие мавки волокли их ближе, складывая в одну большую кучу. С ними трудилась и Забава. Из колючих лоз сплетала венок, украшая его кровью из своих разодранных пальцев и тихой молитвой.

Не прошло много времени, как погребальный костер был готов.

И хоть руки дрожали, но Властимир заставил себя уложить погибшую на землю и, стянув рубаху, заново обернуть ее в чистую ткань.

Ужасно было видеть искалеченное тело! Но он заставлял себя смотреть очень пристально. Князь должен видеть, к чему приводят ошибки. Запомнить крепко накрепко каждую ранку и ожог, чтобы потом, глядя в перекошенные лица волхвов, не испытывать ни капли сомнений.

Очень скоро в Топях будет порядок.

А пока… Властимир перенес страдалицу на собранные ветки. Забава уложила рядом венок, перевитый затрепанной светлой ленточкой.

— Теперь все будет хорошо, ты свободна, — прошептала сквозь слезы.

И, поцеловав в лоб, отошла в сторону, уступая место Ягине. Та говорить не стала — молча высекла между пальцев искры. А Властимир прижал Забавушку к себе, глядя как разгорается пламя.

Его гибкие языки взвились к небу, будто это душа устремилась ввысь. А может, так оно и было.

Озарилась вся поляна, до самого краешка, и на миг Властимиру показалось, что он видит не гнилую Топь, а шёлковый ковер зелени, испещренный невозможной красоты цветами. Деревья распрямились, сбросив с себя удавку колючей лозы. Зашумели густые кроны, запели в них птицы, а из-за мощных стволов выступили животные, о которых он знал только по сказаниям. И громадный зубр тут был, и длинноногий рогатый лось… По веткам запрыгали рыжие огоньки — белки, задрожали птичьи трели. А мавки превратились вдруг в женщин дивной красоты — светлокосых и ясноглазых.

Вместо ледяного ветра лицо обмахнул нежный сквознячок — словно медовый хмель в воздухе разлился.

Властимир успел сделать лишь один жадный вздох, но так же быстро видение растаяло. Снова пришла гнилостная вонь болот, краски обернулись серым пеплом, а деревья высохли и покрылись колючками.

— Да, так выглядели Сады Лады, когда она была живой, — проскрипела Ягиня.

И украдкой отерла слезы.

— Пойдёмте уже. Огонь дальше сам всё сделает. А вам пора покинуть Топь, пока она дозволяет.

Но не успели они дойти до края полянки, как болотистая земля разверзлась, и выплюнула им навстречу лошадиный скелет, а сверху перепачканного бес знает чем мужика. Волосы его были седы, а взгляд дикий и бессмысленный.

Девичьи плечи под его ладонью напряглись. Мелко задрожали.

— А это что за чучело? — зарычал Властимир, крепче прижимая Забаву.

— Пес черный! — зашипела Яга. — Один из тех, кого мои руны показывали!

— Что?!

А Забава едва слышно прошелестела:

— Это кмет Белозерки. Спасаясь от него, я к тебе пришла, князь…

Сказала — как ледяной водой окатила. Значит, не просто так девица в его покои забрела. Он догадывался, но слышать это было неприятно. Мужик будто понял, что про него речь. Тоненько взвизгнул и попытался на карачках удрать под куст, но колючая трава крепко держала жертву. Ягиня чуть повернула посох, направляя свет на выродка.

— Вижу его гнилое нутро, князь. Много боли причинил он честным девушкам. Во многих смертях повинен. Топь чует его грешную душу и принесла к тебе на суд.

Кмет заверещал от страха, а в вонь болотного воздуха вклинились едкий аромат мочи.

Ягиня же только сплюнула.

— Заберешь с собой подарок аль оставишь мавкам на забаву?

— См-м-мил… смил… уй… ся… — запричитал, как завыл.

И вдруг упал навзничь.

Властимир бросился вперед. Нет! Эта тварь нужна ему живой! Хотя бы допросить! Но из оскаленного рта текла кровь вперемешку с пеной, а глаза мужчины закатились.

— Сердце лопнуло, — отстраненно произнесла Забава.

И пошатнулась, закрывая глаза.

Оставив кмета, Властимир подхватил девушку на руки. К бесам все, они отсюда уходят! И как можно скорее!

Глава 24

Раскаленные камни потрескивали от жара, воздух дрожал, напитанный влагой и теплом, но по коже будто катились куски льда. Острые, пронимающие холодом до кости. Может, кипяток сумеет прогнать озноб? И жизнь заодно…

Однако на протянутую за ковшом руку легла мужская ладонь.

— Забава, нет.

Князь.

Как вошёл? Ничего она не помнила, ничего не слышала. После того, как Бокша испустил дух, мир будто подернулся маревом. Тягучее оно было, как кисель, и злее самой лютой стужи. Все, что осталось голове, — крепкие мужские руки, уносившие ее прочь. Да ещё протяжный волчий вой.